Надо было купить мир с Литвою — пусть не вечный, а хотя бы перемирие на несколько лет, — и кого только из воинственных, но алчных и суетных вельможных панов королевства Польского и Литовского не задарила тогда богатыми подарками Москва. А задарив, развязала себе руки для действий в иных местах, где враг был не так силён, а победа не так трудна. А надо было очистить всю Волгу от поганых, пробиться к Каспию и стать твёрдой ногой на южных своих рубежах — и вот уже нет в Астрахани Ямгурчея-царя,[66] и бежит он в страхе от московского войска в пределы крымские, и режутся насмерть промеж себя князья его и родственники, и воюют не с Москвою, а с соседями своими, кочевой Ногайской ордой, пытаясь ухватить себе хоть малый кусок от некогда славного, но развалившегося в прах Астраханского царства. А Москва лишь усмехается, лишь потирает руки, похваливая то одного, то другого из них и дожидаясь, пока не перережут они все, ведомые разбойники, друг друга до конца.
Но и тут — мудрая осторожность чтобы только не задеть без нужды кого, не возбудить какого нового противника себе! Просит, к примеру, государя давний подручник Москвы, ногайский хан Исмаил, пожаловать, вывести из Астрахани враждебных ему князей. А ему ответ: «Этих князей скоро нам вывести нельзя потому, как взяли мы Астрахань, то астраханским князьям своё жалованное слово молвили, чтоб они от нас разводу и убийств не боялись. Так чтоб в других землях не стали говорить: вера вере недруг, и для того христианский государь мусульман изводит. А у нас в книгах христианских писано: не велено силою приводить к нашей вере. Бог судит в будущем веке, кто верует право или неправо, а людям того судить не дано».
А надо было унизить возгордившегося не в меру шведского короля и обезопасить русские северные земли от посягательств буйных его баронов, так в докончание славных наших воинских побед, чтобы он, король, и думать впредь забыл о брани и вражде с могущественной Москвой, пишет канцлер российский Алексей Адашев на письме его послам горькую, но правдивую укоризну: мы-де, государи российские, — исконные государи, «а про вашего государя в рассуд вам скажем, а не в укор, какого он рода и как животиною торговал и в Шведскую землю пришёл: это делалось недавно, всем ведомо». И потому-де не по достоинству шведскому королю иметь дело прямо с царём московским, а должно ему, как и прежде, ссылаться с наместниками новогородскими, людьми в державе Российской великими. И тоже расчёт был верный: как ни горд был Густав Ваза, а смирил свою гордыню пред царём и великим князем всея Руси. И не только клятвою обещался рубежей московских впредь не воевать, но и дал российским купцам полную волю торговать в Швеции, где хотят, и товары свои возить через неё во все иные страны, и корабли им для того дела велел давать. А что ещё и более того — обещался он, король, впредь через свою землю всех иноземных мастеров и в ремесле искусных людей беспрепятственно в Московию пропускать и никакой помехи и докуки им нимало не чинить.
А советникам победоносного царя, попу Сильвестру и ближним приятелям его, всё мало! Жмут и дальше на самодержца российского: время-де наше пришло, отдохнула Русь, сил набралась в тишине и единении народном — пора начинать новую, последнюю войну, против последнего разбойничьего гнезда на границах российских, царства Крымского! Сколько ж можно быть царям московским холопами крымского хана — ведомого всему миру вора и погубителя народов христианских? Сколько ж можно истощать и простое всенародство российское, и лучших людей, и землю нашу, и святые монастыри ради ежегодной дани и поминок хану и всей алчной его родне? И терпеть что ни год набеги диких орд его чуть не до самой Москвы, и грабёж их, и смертоубийство, и сокрушаться о толпах пленников русских, уводимых на аркане в неволю бусурманскую? Ополчайся, царь, на последнего своего врага! За тебя Бог, за тебя люди твоя. За тебя горе и слёзы всех сирот, и вдов, и матерей земли твоей многострадальной, что триста лет не имела покоя от проклятых тех варваров, не знавших жалости никогда и ни к кому.
— Пора, пора, государь! — убеждал царя неугомонный поп. — Наши люди уже узнали дорогу в Крым — и полем, и морем. И дорога та оказалась не так уж и страшна. Дьяк вон Ржевский со своими молодцами мало что не до Бахчисарая дошёл! И, сам знаешь, было бы наших чуть поболе — не только Ислам-Кермень да Очаков, но и сам ханский юрт ему бы, Девлет-Гирею-царю, не удержать… А какой разгром им, поганым, князь Дмитрий Иванович Вишневецкий[67] учинил! А сколько с ним было казаков его? Сказать — и не поверит никто! Известно, воровать, да мучительствовать, да мирных людей грабить — на это они, злодеи крымские, мастера. А против воинского строя да боя огненного — где они, храбрецы? Ищи ветра в поле!.. А теперь, государь, и вовсе время удобное: в Крыму голод, и мор, и резня междоусобная. И воеводы твои говорят, что хану теперь и десять тысяч войска против тебя не собрать. А ты и двести тысяч можешь выставить, и триста, коли будет в том нужда…