– Но мы никогда не делали ничего подобного! – завопил я в отчаянии.
– Вам для этого недостало логики, – невозмутимо ответил он.
Иногда лучше быть ду… Я хотел сказать: не быть умником. Только не принимайте это на свой счет. Я не имел в виду никого из присутствующих. Это было слишком давно.
– И Доктрина Политического Дуализма принесла пользу хотя бы в чем-нибудь? – спросил я.
– Ни в чем, – решительно ответил Мин Херц. – Одно время ее пытались «насадить» в торговле, но тут же отказались. Как вам это понравится: половина негоциантов раскладывает товары на прилавках, вторая половина их тут же уносит в неизвестном направлении. Думаете, покупатели были в восторге?
– Не знаю, – сказал я откровенно. – Зависит от товаров.
– В общем, так мы обустраивались несколько лет, – голос его дрогнул и снизился почти до шепота. – Кончилось тем, что мы были втянуты в войну. Произошло главное сражение. Наша численность была намного больше, но проклятая Доктрина Политического Дуализма была внедрена и в армии. И теперь половина солдат шла в атаку, а вторая тащила их назад! Страшно и стыдно сказать, чем это кончилось. Потом произошел переворот, и прежнее правительство было свергнуто. Меня самого обвинили в государственной измене за поддержку и пропаганду «аглицкого дурализма». Так выражалась новая власть. У меня конфисковали всё имущество и предложили «иммигрировать».
– То есть вы тогда были за границей, и вам велели вернуться на расправу? – предположил я сочувственно.
– Совсем наоборот, – сказал Мин Херц. – Просто я воспроизвожу их манеру выражаться. Мне сказали: «Все гадости для эфтой страны вы уже сделали, так почему бы вам не иммигрировать?». Их манера выражаться сокрушила меня, и я уехал.
Когда у вас ума, простите, нет,
Не суйтесь в управленье и бюджет.
И чтоб была понятна мысль моя
И чтоб грабли вам не наступать,
Гоните обустройщиков, друзья!
Вот что вам Тоттлз и хотел сказать.
И он зарыдал, а потом рыдания сменились завываниями, и только потом мой собеседник вернулся к нормальной речи:
– Но объясните мне вот какую вещь. Я не слишком ошибусь, если предположу, что в ваших университетах студенты экзаменуются на первых трех или четырех курсах и получают стипендию?
– Безусловно, – ответил я.
– Значит, вы их проверяете в самом начале карьеры и на этом ставите точку? – он не столько спрашивал меня, сколько уяснил этот факт для себя. – А где гарантия, что студент сохранит в памяти все знания, за которые вы его уже вознаградили?
– Вероятно, никой гарантии, – вынужден был признать я (до сих пор мне эта мысль в голову не приходила). – А что вы можете предложить?
Он улыбнулся и ответил:
– Допустим, он проживет тридцать или сорок лет. Вот тогда мы его и проэкзаменуем. И такие опыты уже были! Выяснилось, что среднестатистический человек сохраняет в памяти не более одной пятой первоначального объема информации. Она забывается с постоянной скоростью. И тот, кому удалось забыть меньше всех, удостаивается наибольших почестей и стипендий за всю жизнь сразу.
– Стоп! – закричал я. – Но, во-первых, откуда вы знаете, сколько человек проживет?
– Это действительно проблема, – вздохнул Мин Херц, – но, в принципе, решаемая. Было бы желание.
– Во-вторых, вы заставляете человека всю жизнь прожить без гроша, а потом платите ему, когда он в этом не нуждается.
– Отнюдь! – воскликнул Мин Херц. – Он договаривается с торговцами, и они всю жизнь содержат его на свой страх и риск. А потом он получает стипендию и рассчитывается с лихвой.
– Простите, с кем? – спросил я.
– С процентами, – ответил он.
– А если ему не дадут стипендии? – настаивал я. – Ведь такое тоже случается.
– Случается, – согласился он, не добавляя ни слова.
– Ну, и что тогда происходит с торговцами? Они разоряются?
– Никогда! – воскликнул он. – Торговцы сами регулируют процесс. Когда они замечают, что человек забывает слишком много или быстро глупеет, они перестают его спонсировать. И вы бы видели, как он начинает освежать в памяти всё, что знал!
– И кто же принимает экзамены? – спросил я.
– Молодые люди, только что вышедшие из университета. Ведь они еще не успели ничего забыть. Они прямо переполнены знаниями. Да-с, забавное это зрелище, когда мальчишки испытывают стариков! Один мой знакомый экзаменовал собственного деда. Ситуация была щекотливая для обоих. Вообразите эту картину: экзаменуемый – лысый, как…
Он снова замолчал.
– Как что? – задал я идиотский вопрос.
Да я и сам уже почувствовал себя дураком.