Там гуляют бабки-ёжки,
Хулиганят лешачки,
Ведьмочек резвится стая,
Прямо в небо улетая
Без печали и тоски.
В этом миленьком лесочке
Феечки, что ангелочки,
С эльфиками день-деньской,
Веселы и вдохновенны,
Распевают кантилены
Дивной летнею порой.
И возникла из тумана
Некая фата-моргана.
Поднялся и звон, и гул.
Вот просяпали куда-то
За Калушей Калушата.
Вот прошла Бокра – кудмата,
И стозевна, и горбата.
Баскерфилин промелькнул.
Вылезают из болота
Два ужасных Бармаглота –
Брандашмыг и Белендряс.
Куздра глокая сначала
Их немного побудлала
И курдячить принялась.
Хор зверей поет в экстазе:
«Гусь – само благообразье!
Он милее голубей!
Что сказать тебе о гусе,
О его изящном вкусе?
Влёт родименького бей!»
Тут звериная капелла
Замерла и онемела.
Вот ружарик он берёт.
И, не глядя в круг прицела,
Старичинушка умело
Гусика сражает влёт! <12 >
– Вот и всё, – сказала Сильви. – По-моему, он спит.
И заботливо подоткнула лепесток фиалки, которым она еще раньше накрыла Бруно, словно одеялом.
– Спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – отозвался я.
– Ну, если на вас моя песня действует усыпляюще, тогда спокойной ночи! – засмеялась Леди Мюриэл, опуская крышку рояля. – И вы совсем не слышали, о чем была песня?
– Там было что-то о гусе? – осмелился предположить я, но тут же поправился: – О какой-то птице?
Леди Мюриэл поджала губы:
– О какой-то птице! Очаровательно.
Она прошла в курительную комнату, где, наплевав на правила приличия и куртуазности, три Высших Существа, развалясь в креслах-качалках, снисходительно позволяя юным чаровницам изящно протискиваться между ними и ублажать их прихоти прохладительными напитками, сигарами и огнем. Один из них, лорд Нэй, не ограничивался банальным «благодарю», а цитировал нечто высокопоэтическое. Причем он норовил подтвердить слова действиями.
Разговор этих аристократов был светским, то есть на редкость бессодержательным. Леди Мюриэл вернулась, и мы некоторое время сидели молча.
Наконец, я нарушил тишину вопросом:
– Не слышно ничего нового о лихорадке в Эльфилде?
– С утра не было никаких, – сказал Граф с озабоченным видом. – Но обстановка тревожная. Эпидемия растет. Лондонский врач испугался и уехал. Там теперь только один временный врач на все случаи: он и аптекарь, и терапевт, и дантист, и я даже не знаю кто. Дело плохо – и для рыбаков, а для женщин и детей ничего хуже не придумаешь.
– А сколько там жителей? – спросил Артур.
– Неделю назад было около сотни, – ответил Граф. – А с тех пор было не меньше двадцати, а то и тридцати смертей.
– А есть там священники?
– Я бы сказал: три настоящих рыцаря, – голос Графа дрожал от волнения. – Право, они заслужили Крест Виктории! И я уверен, что никто из них оттуда не уедет ради спасения собственной жизни. Там есть молодой викарий с женой. Детей у них нет. Еще католический священник. И, наконец, глава прихода. Они заняты каждый своей паствой. И, насколько мне известно, каждый умирающий хочет исповедоваться кому-нибудь из них, любому. В сущности, конфессиональные различия настолько незначительны перед лицом Жизни и Смерти.
– Так и должно быть! – воскликнул Артур.
В это время властно зазвенел звонок. Дверь отворилась, и послышались голоса. Затем выглянула старая домработница. Вид у нее был встревоженный.
– Милорд, там два человека к доктору Форестеру.
Артур вышел, и вскоре послышалось:
– О, друзья мои!
Дальше было неразборчиво, кроме слов «десять утром, и двое только что». Потом донесся голос Артура:
– Там есть врач?
И кто-то, понизив голос, сказал:
– Умер три часа назад.
Леди Мюриэл вздрогнула и закрыла лицо руками. Тут входная дверь тихо затворилась, и больше мы не услышали совсем ничего. Несколько минут длилось тягостное безмолвие. Затем Граф вышел из комнаты, вернулся и сообщил, что Артур уехал с двумя рыбаками. Он оставил записку, что вернется через час.
И точно, через час Артур возвратился. Мы всё это время провели в молчании. Дверь скрипнула на своих ржавых петлях, из коридора донеслись шаги, как будто слепой искал дорогу. Шаги были неуверенными, и мы поначалу усомнились, что это Артур.
Он вошел и, став перед Леди Мюриэл, тяжело опустил руку на стол. Взгляд его был отсутствующим.
– Мюриэл, любовь моя, – он запнулся, но через минуту овладел собой. – Мюриэл, дорогая, они просят, чтобы я поехал в Эльфилд.