– Безусловно, – согласилась она с юмористически-серьезным видом, подходящим для нее в самый раз. – Есть преимущества. А равно и неудобства. Например, у нее нет карманов. Я это поняла, когда мы с отцом на прогулке встретили собаку, которая несла домой кость. Но вот что странно: зачем ей вообще понадобилась эта кость, на которой совсем не было мяса!
Готов поклясться, я это уже слышал! Ей осталось добавить: «Разве что эта собака собирала материал на постройку новой конуры?». На самом же деле она сказала:
– Мой отец предложил стать на место собак («Представьте, что вам приходится таскать свою трость во рту») и учредить благотворительную организацию по снабжению собак карманами.
Я подумал, что замечание насчет трости относится скорее к человеку без рук. Но говорить об этом не стал, а вспомнил интересный случай, который наводил на мысли о разумности собак. Джентльмен, дама и ребенок гуляли с собакой возле пирса. Отец, вероятно, чтобы развлечь ребенка, положил на землю свой зонт, зонтик леди, затем ушел на другой конец пирса и послал за ними собаку. Я с любопытством наблюдал, как собака столкнулась с неожиданной трудностью: она не могла ухватить два зонта сразу, потому что ей приходилось слишком широко разевать пасть. Собака брала сначала большой зонт, а маленький выпадал. После двух-трех неудач она остановилась и критически рассмотрела вопрос. И тогда она начала с маленького зонтика и блестяще разрешила задачу. А ведь, согласитесь, для этого ей следовало проделать несколько логических операций.
– Я-то согласна, – ответила Леди Мюриэл. – Но разве церковь не осуждает сравнение человека с животными? Разве она не проводит грани между разумом и инстинктом?
– В мое время так и считалось, – сказал Граф. – Религия так упорно настаивала на том, что человек – единственное разумное существо, словно это был вопрос жизни и смерти. Но сейчас думают иначе. Конечно, у человека остались кое-какие привилегии – дар речи, например, позволяет нам пользоваться преимуществами разделения труда. Однако с убеждением в своей монополии на разум нам пришлось распрощаться. И никакой катастрофы не произошло! «Дух веет, где хочет».
– Многие религиозные люди, – сказал я, – разделяют точку зрения епископа Батлера и допускают, что у животных есть подобие бессмертной души.
– О, я так на это надеюсь! – воскликнула Леди Мюриэл. – Мне особенно жаль лошадей. Они, бедные, так страдают на этом свете. Я думала, что если что-то и способно заронить во мне сомнения в высшей справедливости, так это страдания лошадей.
– Это часть общей Тайны: почему страдают невинные существа, – заметил Граф. – Это может заронить некоторые сомнения, но не убить веру, я полагаю.
– Страдания лошадей, – сказал я, – чаще всего вызваны жестокостью человека. А жестокость – следствие греха. Трудно понять, почему из-за одного грешника страдают другие. Но еще труднее осознать, почему животные заставляют страдать друг друга – например, кот, играющий с мышью. Можно ли сказать, что здесь нет никакой моральной ответственности по сравнению с человеком, мордующим лошадь?
– Вероятно, да, – сказала Леди Мюриэл, глядя на отца.
– Но имеем ли мы основания для того, чтобы рассуждать об этом? – добавил Граф. – Вполне возможно, что теологические трудности – это всего лишь следствие нашего невежества? Сказано: «Видят – и не знают».
– Вы говорили о разделении труда, – напомнил я. – Но почему только у людей? У пчел оно, пожалуй, будет получше.
– Тем лучше, чем дальше от человеческого общества, – молвил Граф. – И, соответственно, от человеческого разума. Пчелы действуют так, будто руководствуются чистым инстинктом, а вовсе не разумом, как некоторые считают. Посмотрите, как глупо ведет себя та же пчела, пытаясь выбраться из комнаты, когда она бьется о стекло. Если бы так себя вел щенок, мы назвали бы его ненормальным. Следовательно, в сравнении с пчелой, он прямо Спиноза!
– То есть, вы полагаете, что чистый инстинкт совсем не содержит в себе разумного зерна?
– Отнюдь! – возразил Граф. – Я полагаю, что инстинкт открывает нам разум высших ступеней. Через разум пчел действует сам Бог.
– Через разумы всех пчел вместе? – спросил я.
– А вы уверены, что у них есть разумы? – напомнил Граф.
– Извините! – воскликнула Леди Мюриэл с несвойственным ей пафосом. – Разве сам ты не говорил о разуме?
– Я говорил именно о разуме, – уточнил Граф. – В единственном числе. Я думал, что у роя пчел может быть только один коллективный разум. Возможно, в этом и состоит решение загадки о пчелах. А вдруг пчелиный рой – это одно живое существо, то есть единый организм в прямом смысле слова?