А из окон грянул хор:
Что мы веселимся так?
Пьем «Наполеон» (коньяк),
И закусывать его нам
Тоже, брат, «Наполеоном».
Человек двинулся к дому, подпевая хору. Мы же были на дороге, когда Билли подошел.
Глава 6
Жена Билли
Он двинулся к трактиру, но дети перехватили его. Сильви схватила его за руку, а Бруно, вцепившись в него с другой стороны, кричал: «Фора! Бис!». Это он когда-то слышал от извозчиков. Но Билли не обращал на его реплики ни малейшего внимания. Он только почувствовал, что ему мешают идти и, за неимением лучшего, предположил, что дело в нем самом. Он бормотал:
– Сегодня я туда не пойду. Не сегодня.
Друзья позвали его: что, мол, случится из-за одной кружки пива, даже из-за двух, – но он отказался:
– Я лучче домой пойду.
– Даже пять капель не выпьешь? – кричали приятели, но Билли только махнул рукой.
Дети поддерживали его с обеих сторон. Они стремились поскорее увести его, пока он не передумал.
Некоторое время он шел, довольно твердо держась на ногах, не вынимая рук из карманов и даже насвистывая. Он был сама непринужденность. Но внимательный наблюдатель отметил бы, что он насвистывает одно и то же начало песенки и никак не может продвинуться дальше. Он был слишком взволнован, чтобы переключиться на что-то другое, и слишком нервозен, чтобы хранить молчание.
И вовсе не прежнее опасение владело им теперь – то самое опасение, которое, как докучный компаньон, сопровождало его каждую субботнюю ночь. Он раскачивался, застолбляя себя относительно ворот и палисада. Упреки жены, будто он ищет приключений на свою голову, проносились в его потрясенном мозгу лишь эхом гораздо более сильного и все проницающего голоса – вопля безнадежного раскаяния.
Нет, его мучило другое сомнение: жизнь, озаряясь новым светом, составляла новый букет, и он не представлял, как вплетется туда сам, а тем более с женой и детьми. Новизна положения приводила его в трепет.
И вот мелодия замерла на его устах, потому что он свернул за угол и оказался в поле зрения своей жены, которая, сложив руки, смотрела на дорогу, стоя у калитки.
– Рановато! – сказала она.
Само слово можно было принять за похвалу, но вы бы слышали, как это было сказано!
– Что оторвало тебя от пьянства и карт? Пустые карманы, очевидно? Или ты пришел посмотреть, как твой грудной ребенок умирает от голода? Мне ведь совсем нечем кормить девочку – ты же пропил все деньги, идол!
И она вперила в него взгляд горгоны.
Однако муж не окаменел – ибо уже превратился в совершенное дерево. Он ничего не ответил – а между прочим, мог бы посоветовать супруге покормить ребенка грудью. Он только вошел в дом и тяжело плюхнулся на табурет. Благоверная следовала за ним в угрюмом безмолвии.
Мы сочли себя вправе пройти за ними, хотя в других обстоятельствах, возможно, и не стали бы этого делать. Но сейчас мы почему-то решили, что такое поведение будет вполне уместным и даже деликатным. И вообще мы ступили на какой-то таинственный духовный путь и могли уходить и приходить, словно освобожденные души, когда вздумается.
Ребенок в колыбели проснулся и поднял жалобный крик. Через мгновение к нему присоединились другие дети. Сильви и Бруно кинулись унимать детей, в то время как их мать не проявила ни малейшего беспокойства. Она только пробормотала, что ее детки так очаровательно «воркуют». Она только пожирала мужа злобным взглядом – но он и к этому привык.
Тогда хозяйка вновь взвизгнула:
– И ты опять пропил весь свой заработок. Нет, ты его утопил в этом дьявольском зелье.
– Отнюдь! – возразил ее муж. – Я не утопил ни одного пенни. Вот, посмотри.
Женщина, задохнувшись, схватилась за сердце:
– Тогда что ты сделал?
– Ничего! – торжественно сказал муж. – Я теперь в рот не возьму этой гадости! Да поможет мне Вседержитель!
Жена только схватилась за голову и сказала:
– О, помогите! Держите меня все!
Да еще повторила это несколько раз.
Сильви и Бруно попытались ее подхватить, насколько это было возможно.
Женщина совсем преобразилась – она посмотрела на мужа глазами счастливой девочки.
Мы решили, что нам здесь больше делать нечего и пошли назад…
…………………..
…Потом счастливые дети носились среди одуванчиков. А я стоял рядом, смотрел на них. И вот странное мечтательное чувство посетило меня. В Сильви мне виделась Леди Мюриэл, а Бруно стал похож на старичка. Но минуту спустя эти видения исчезли…
Когда я вернулся в маленькую гостиную, где сидел Артур, то заметил некоторые странности: чашка чая была отодвинута, на столе лежало начатое письмо и открытая книга, на свободном кресле лежала лондонская газета, сигарница открыта, но он не курил. С чего бы это?