– Прекрасно, – кивнул Артур. – Скольких леди прикажете взять для опыта? Пальцев на обеих руках будет достаточно?
– Ограничьтесь большими пальцами одной руки, – ответила Леди Мюриэл серьезно. – Сами сосчитаете, сколько это будет? Ужасный ребенок! – добавила она, снова повернувшись ко мне.
– Немного капризен, – признал я, – но так ничего… Наверное, зубки режутся.
А про себя добавил:
– Прямо как Бруно, в самом деле!
– Мальчик хочет чаю! – подал голос «ужасный ребенок». – Мальчику нужно отдохнуть перед завтрашним чаепитием.
– Тогда пусть отдыхает, – успокаивающе сказала она. – Чая пока нет. Располагайтесь в кресле поудобнее и не думайте ни о чем. Или обо мне – если вам так больше нравится.
– Мне безразлично, о чем не думать, – сонно пробормотал Артур, не сводя с нее осовелых влюбленных глаз. Она тем временем стала заваривать чай. – Я подожду.
– Если хотите, я принесу вам лондонские газеты, – сказала Леди Мюриэл. – Отец сказал, что там нет ничего особенного, кроме подробностей кошмара в Баскервиль-холле. (В то время общество было взбудоражено этим зверским преступлением.)
– Я не люблю кошмаров, – ответил Артур. – Единственное утешение в том, что общество извлечет из этого кошмара должный урок, хотя оно все прочитывает задом наперед!
– Вы говорите загадками, – сказала Леди Мюриэл. – Пожалуйста объяснитесь.
Артур помолчал минуту, а потом сказал медленно и глубокомысленно:
– Во-первых, если вы читаете о чем-то зверском или варварском, что сделано таким же человеческим существом, как вы сами, то вы заглядываете в бездну греха не отстраненно, а через свою собственную душу…
– Да, я понимаю. Следует говорить не «Господи, благодарю тебя за то, что я не такой, как эти грешники», а «Господи, благодарю тебя за то, что ты не дал мне стать таким грешником».
– Нет, – сказал Артур. – Я подразумевал намного большее.
Она бросила на него взгляд, но промолчала.
– Здесь можно обратиться к истокам. Подумайте о каком-нибудь другом человеке, тех же самых лет, что и этот несчастный злодей. Обратитесь к моменту их совместного рождения, когда у них еще не было сознания и понимания того, что правильно и неправильно. Тогда они были бы равны перед Богом…
Она кивнула.
– Теперь разобьем жизнь этих людей на несколько эпох. В первой они оба не могут поступать ни правильно, ни неправильно. Во второй один из этих людей вызывает уважение и любовь окружающих: его нрав безупречен, а имя незапятнанно. История жизни другого – путь от преступления к преступлению. Какими же причинами могут быть обусловлены столь разные характеры? И во второй ли эпохе эти причины проявляются? Они могут быть внешними и внутренними. Рассмотрим то и другое отдельно? Если я, конечно, не утомил вас.
– Отнюдь, – сказала Леди Мюриэл. – Я и так-то в восхищении, а столь оригинальный подход к проблеме просто изумляет меня. Хочется приступить немедленно к обсуждению проблемы именно в этом аспекте. А то специальные книги так скучны!
– Вы меня очень ободрили, – довольно сказал Артур. – Итак, внутренние причины создают характер человека – то, чем индивид является постоянно, в любой интересующий нас момент. От чего зависит выбор, сделанный им в конкретном случае…
– Свободу воли мы признаем? – уточнил я.
– По крайней мере, – тихо ответил он, – в общепринятом смысле.
– Принимается! – согласился я.
– Внешние причины составляют среду – как говорит мистер Герберт Спенсер, окружающую среду. Но вот что я хотел бы оговорить особо: человек отвечает за свой выбор, но он не отвечает за среду. Он ее не выбирает. Следовательно, два названных джентльмена испытывают равное воздействие со стороны внешнего мира. Согласитесь, что если они оказывают равное противодействие, Бог в этом случае проявляет себя по отношению к ним одинаково. Это, надеюсь, очевидно?
– Еще бы! – воскликнула Леди Мюриэл. – Совершенно очевидно!
– А если среды различны, то один может устоять перед искушением, а другой – пасть.
– Но вы не считаете, что оба человека виновны с точки зрения Бога?
– Не считаю, – сказал Артур. – Иначе я недостаточно верю в высшую справедливость. Но позвольте мне поставить вопрос резче: один из них занимает высокое общественное положение, другой – обыкновенный вор. Пусть один будет совращаться, то есть захочет сделать нечто мелкое, но явно предосудительное, считая, что об этом никто не узнает. Пусть другой будет совращаться к совершению преступления под гнетом подавляющих обстоятельств. То есть не совсем подавляющих, а то исчезает свобода воли, а значит и ответственность. Понятно, что второму придется приложить больше усилий для сопротивления. Допустим, оба они падут. Вероятно, с точки зрения Бога второй будет виновен меньше, чем первый.