Я ответил: теперь три или четыре года.
– Совсем как мы! – восторженно завопил Мин Херц. – Мы им давали немного знаний, а как только они что-то усваивали, тут же отбирали. Мы осушали колодцы, прежде чем они наполнялись хотя бы на четверть. Мы хотели трясти яблоки, хотя даже завязи еще не появились! Наши цыплята еще не вылупились, а мы уже экзаменовали их по таблице умножения. К сожалению, мы слишком верили, что ранняя пташка съедает червя. Но если она проснется слишком рано, а червь еще будет спать глубоко под землей, то она же его не съест!
Я так и не понял, хорошо это или плохо.
– А теперь посмотрите сами, к чему это приводит на практике.
(Было очень хорошо видно, как ему не терпится об этом рассказать.)
– Если вы хотите достичь цели поскорее, что вы станете делать?
Я предположил:
– В такой перенаселенной стране, как эта, наверное, следует начать прямо с выпускного экзамена…
Мин Херц раздраженно всплеснул руками:
– О майн готт! Опять экзамен! Это ведь пережиток полувековой давности. О, эти экзамены, смертоносные, словно анчар! Сколько гениев на них зарезано! Сколько великих идей было зарублено! Сколько жизней уничтожено! Наука превратилась в подобие кулинарии, где человеческий мозг нашпиговывают всякими сведениями.
Фонтан красноречия внезапно приостановился: оратор усомнился, точно ли он употребил малознакомое слово.
– Да, нашпиговывают. Мы прошли все стадии этой тяжелой болезни. Или затяжной? Ну, ладно. В общем, вы угадали: все началось с экзамена. А еще учтите, что это был единый экзамен, и в него втискивали все предметы. Это было одно из главных педагогических условий. И в итоге будущий специалист не знал из своей профессии решительно ничего – кроме того, что требовалось для экзамена. Я не могу сказать, что все ученики были оболванены одинаково. Одни могли воспроизвести некую самую общую схему, подходящую для любого ответа, но не были в состоянии наполнить ее конкретным содержанием. Другие помнили только факты, но не могли их никак связать. Один ученик пошел дальше всех: он не помнил ни схем, ни фактов. Поэтому его сделали академиком педагогики. Он не знал и не умел ничего.
Я выразил восхищение столь остроумным решением проблемы.
Старик воскликнул:
– Именно остроумным! Уверяю вас, вы даже не представляете, насколько вы правы! Он открыл основное педагогическое условие: заряжать студентов знаниями. И мы попытались сделать это на практике, то есть вложить в испытуемого хоть какую-то искру знания. Мы посадили его в лейденскую банку и замкнули цепь. Искра была потрясающая! Банку разнесло вдребезги! Мы назвали этот феномен «Интеллектуальный взрыв». И больше не экспериментировали.
– А поумнее… простите, рациональнее ничего не придумали? – поинтересовался я.
– А как же! Потом придумали. Мы перешли на коммерческие отношения и стали платить ученикам, если они был в состоянии ответить хоть на какие-то вопросы. О, я помню, как приходил на лекции с кошельками. И если ребенок был достаточным умником, по окончании заведения оказывалась, что ему заплатили за учение больше, чем педагогам за преподавание. Ведь учителя платили ему из своего жалования. И тогда начался новый эксперимент.
– Как, еще один? – ужаснулся я.
– И, увы, не последний, – вздохнул старик. – Университеты и колледжи начали соревноваться за студентов, и студенты сдавали себя в аренду тому колледжу, который больше заплатит. Это называлось «Перетеканием мозгов». (Кошмар!) Все наши деньги уходили на переманивание студентов. И когда деньги кончились, открылся проект «Охота за головами». За студентами охотились на вокзалах и не улицах. Первый, кто дорывался до зазевавшегося молодого человека, получал право затащить его в свое заведение.
– Любопытно, – пробормотал я. – Вы не расскажете о подробностях этой охоты?
– Охотно! – обрадовался Мин Херц. – Я расскажу вам о последней охоте, перед тем, как мы вообще отказались от этого вида спорта (это же все-таки спорт). Я имел удовольствие видеть, как дичь была затравлена. Я выражаюсь фигурально. Я прямо как сейчас вижу эту сцену. Это было как будто вчера. Постойте-ка! Вчера или сейчас? Как правильно?
– Как вам угодно. Зависит от того, как давно это было.
– О, ужасно давно! – ответил Мин Херц. – Это произошло на вокзале. Там собралось человек восемь-девять ректоров. Начальник станции провел черту и велел ректорам не переступать ее. Подошел поезд, оттуда выскочил молодой человек и опрометью кинулся прочь. Начальник станции дал отмашку, крикнул: «Ату его!» – и охота началась! Это было незабываемое зрелище. Ректоры кинулись за ним, как сумасшедшие. За первым углом этот убегающий умник уронил греческий словарь, за вторым – латинский, за третьим – оксфордский, за четвертым – потерял свой зонтик. Но игра закончилась внезапно, когда шарообразный директор какого-то колледжа…