— А сегодня у вас в шляпе нет такого материала? — спросил Бруно. — Мы с Сильвией встретили вас на дороге, и ваша шляпа всё ещё была так высоко вверху! Правда, Сильвия?
— Нет, то было другое, — сказал Майн Герр. — На меня упали несколько дождевых капель, поэтому я нацепил свою шляпу на кончик трости — ну, вроде зонтика. И пока я шёл по дороге, я был застигнут…
— Ливнем? — не утерпел Бруно.
— Да нет… Выглядело как собачий хвост, — ответил Майн Герр. — Удивительное дело! Что-то нежно потёрлось о моё колено. Я поглядел себе под ноги — и ничегошеньки не увидел! Только в ярде от моей ноги в воздухе туда-сюда вилял собачий хвост!
— Эх, Сильвия! — укоризненно проговорил Бруно. — Ты не закончила делать его видимым.
— Мне очень жаль, — с виноватым видом сказала Сильвия. — Я собиралась потереть его всего, но мы сильно торопились. Завтра нужно пойти и закончить. Бедняжка! Сегодня ему, наверно, не достанется ужина.
— Конечно, не достанется, — согласился Бруно. — Никто не станет предлагать косточку собачьему хвосту.
Майн Герр изумлённо переводил взгляд с брата на сестру и обратно.
— Совершенно не понимаю, о чём идёт речь, — сказал он наконец. — Я сбился с пути, но, к счастью, у меня в кармане была карта, и я с ней сверился. Потом я нечаянно уронил перчатку, а этот невидимый Кто-то, который потерся о моё колено, взял и подал её мне!
— Он всегда подаёт! — обрадовался Бруно. — Он очень любит подавать.
Майн Герр был совершенно сбит с толку, и я счёл за лучшее сменить предмет.
— Такие карты, которые можно взять с собой в дорогу, должно быть, здорово облегчают жизнь, — заметил я.
— Вот ещё одна вещь, которую мы переняли у вашего народа, — сказал Майн Герр, — создание карт. Но мы пошли в этом деле гораздо дальше вас. Каков, по-вашему, должен быть наибольший масштаб, чтобы карта стала по-настоящему полезной?
— Примерно шесть дюймов на милю.
— Только шесть дюймов! — воскликнул Майн Герр. — Мы довольно быстро дошли до шести ярдов на милю. Затем мы попробовали сделать карту в сто ярдов на милю. А затем нам пришла в голову самая грандиозная идея! Мы создали такую карту нашей страны, масштаб которой равняется миля на милю!
— И часто вы ею пользуетесь? — спросил я.
— Её ещё ни разу не расстилали, — сказал Майн Герр. — Крестьяне были недовольны. Они сказали, что если такую карту расстелить на всю страну, она скроет солнечный свет! Так что пока мы используем саму страну как её карту, и смело могу вас заверить, действует она преотлично. А теперь позвольте задать вам другой вопрос. Какова наименьшая планета, на которой вы не отказались бы жить?
— Я знаю! — воскликнул Бруно, который внимательно всё слушал. — Я хотел бы жить на малюсенькой-малюсенькой планете, чтобы только хватило места для Сильвии и меня.
— Тогда вам пришлось бы стоять на её противоположных сторонах, — сказал Майн Герр, — и ты бы вообще никогда не увидел своей Сильвии.
— И она не задавала бы мне уроков, — обрадовался Бруно.
— Вы же не хотите сказать, что экспериментировали и в этом направлении? — спросил я Майн Герра.
— Не то чтобы экспериментировали… Не стану утверждать, будто мы ещё и планеты создаём. Но один мой учёный друг, который совершил несколько путешествий на воздушном шаре, клялся мне, что посетил планету столь малую, что мог обойти её вокруг за двенадцать минут! Там произошла великая битва, как раз перед его прилётом, которая закончилась весьма необычно: разбитая армия бежала со всех ног и через несколько минут оказалась лицом к лицу с победившей армией, которая возвращалась домой. Победители были так устрашены, думая что оказались меж двух огней, что сразу сдались. Из-за этого они проиграли битву, хотя на самом деле убили всех солдат противоположной стороны.
— Убитые солдаты не могут бегать, — со знанием дела заметил Бруно.
— «Убили» — это просто так говорится, — ответил Майн Герр. — На той маленькой планете, о которой я рассказываю, пули делаются из мягкого чёрного вещества, которое пачкает всё, чего ни коснётся. Поэтому после битвы остаётся только подсчитать, сколько солдат с каждой стороны было «убито», то есть запачкано сзади, поскольку запачканные спереди не считаются.
— То есть они не считают убитыми тех, кто не побежит, — пояснил я.
— Мой учёный друг придумал кое-что получше. Он указал, что если выстреливать пулями в обратную сторону в облёт планеты, они будут поражать врагов в спину. Тогда худший из помеченных может считаться лучшим солдатом, поэтому самый заляпанный получал Первый приз.
— А как определить, кто из помеченных худший?
— Очень просто. Лучшее из всех попаданий в вас — это, как вы понимаете, попадание вам в грудь, так что худшее, каким вас подстрелили — это в спину.
— Странные люди живут на этой планете! — не удержался я.
— Несомненно, странные! А что страннее всего, так это их образ правления. На вашей планете, как мне говорили, Нация состоит из множества граждан и одного Короля, но на той планете, о которой я рассказываю, Нация состоит из множества королей и одного Гражданина.
— Вы сказали, что вам «рассказывают», как обстоят дела на нашей планете, — перебил я. — Не следует ли из этого, что сами вы — гость с какой-то другой планеты?
Бруно подскочил и захлопал в ладоши.
— Так вы — тот Человечек… ну, с Луны! — закричал он и в ответ на недоумённый взгляд Майн Герра принялся тараторить известный стишок:
— Мы знаем, что там дальше, — поспешил вмешаться я, видя как смутился Майн Герр.
— Я не с Луны, дитя моё, — уклончиво промямлил старичок. — Но вернёмся к тому, о чём я говорил. Я полагаю, что их образ правления должен устраивать всех. Понимаете, Короли ведь будут издавать законы, противоречащие один другому, так что Гражданин никогда не будет осуждён: что бы он ни сделал, он обязательно поступит в соответствии с каким-нибудь законом.
— И что бы он ни сделал, он обязательно поступит вопреки какому-нибудь закону! — воскликнул Бруно. — Так что его всегда нужно будет наказывать.
В эту минуту мимо проходила леди Мюриел; она услышала последнее слово.
— Никто никого не собирается здесь наказывать! — сказала она, подхватив Бруно на руки. — Это Дом Свободы! Уступите мне детишек на минутку?
— Дети всегда нас покидают, — сказал Майн Герр, когда она увела их, — так что давайте уж мы, старики, будем держаться друг друга. — Он вздохнул. — Да уж. Это сейчас мы старики, но когда-то я и сам был ребёнком; я, по крайней мере, на это надеюсь.
Не очень-то похоже — не мог я отделаться от мысли, глядя на эти косматые седые волосы и длиннющую бороду, — что он когда-либо был ребёнком.
— А молодёжь вам нравится? — спросил я.
— Юноши, — ответил он. — А дети не очень. Мне приходилось обучать юношей… много лет назад… в моём милом Университете!
— Простите, не расслышал его названия, — намекнул я.
— Я его и не называл, — спокойно заметил старичок. — Но если бы и назвал, оно было бы для вас незнакомо. Удивительные вещи я мог бы порассказать вам обо всех передрягах, которые случились там на моих глазах! Но боюсь, это вас утомит.
— Вовсе нет! — возразил я. — Умоляю, расскажите! Что за передряги?
Но старичок, по-видимому, не имел охоты отвечать на вопросы; ему больше нравилось задавать их.
— Растолкуйте мне, — попросил он, от волнения кладя свою руку поверх моей, — растолкуйте мне кое-что. Я ведь чужак на вашей земле, и я так мало знаком с вашими методами обучения; но что-то говорит мне, что мы дальше вас продвинулись в вечном круговороте развития, и что множество теорий, которые мы испытали и признали негодными, вы также испытаете и даже с ещё более диким задором, чтобы обнаружить их негодность, только с горшим отчаянием!