— Как это случилось?
— Видите ли, он и не догадывался о существовании новой, ужасной Силы Природы, которую вызвал к жизни. Он сразу взял чересчур быстрый темп. Спустя всего несколько минут он уже нёсся со скоростью сто миль в час! Его выручило исключительное присутствие духа: он ухитрился взять курс в середину стога сена (который он разметал при попадании на все четыре стороны), а то бы, несомненно, сорвался с родной планеты и улетел прямо в космос!
— А почему та Охота на лисят оказалась последней? — спросил я.
— Видите ли, она привела к весьма скандальному спору между двумя Колледжами. Другой Директор коснулся своей рукой плеча того юноши почти в тот же самый момент, что и мой сферический друг. Было не совсем ясно, кто же сделал это первым. Спор попал в печать, наша репутация пострадала, и вскорости Охоты на лисят были упразднены. Вот я и поведал вам, что излечило нас от этого дикого помешательства, когда Колледжи наперебой повышали ставки, чтобы переманить одарённых юношей, словно это всего лишь вещи, выставленные на аукцион! Как раз в то время, когда эта мания достигла наивысшей точки и некий Колледж уже рекламировал учёбу в своих стенах за тысячу фунтов стерлингов в год, один из наших путешественников привёз нам список древнего африканского предания… У меня в кармане есть копия. Перевести вам?
— Буду счастлив, — сказал я, несмотря на то что вдруг почувствовал сильнейшую тягу ко сну.
ГЛАВА XII
Прикол и его причины
Майн Герр развернул свою рукопись, однако, к моему величайшему изумлению, вместо того, чтобы прочесть, он начал её петь — богатым и сочным голосом, который волной прокатился по всей комнате.
Конвульсивно вздрогнув в этом месте, как с нами иногда случается, когда мы совсем уже готовы заснуть, я вдруг осознал, что взбудоражившие меня низкие музыкальные тоны принадлежат вовсе не Майн Герру, а маркизу. А учёный старичок всё ещё изучал свой манускрипт.
— Прошу прощения, что заставляю вас ждать! — сказал он. — Я просто хотел убедиться, что могу выразить всё это по-английски. Теперь я готов. — И он прочитал мне следующее предание:
«В некоем городке, расположенном в самом центре Африки, куда редко заглядывали обыкновенные туристы, люди всегда покупали яйца — ежедневная необходимость в климате, где кока с соком составляет обычный рацион — у одного Торговца, который раз в неделю приходил к их дверям. И всякий раз жители этого городка ожесточённо перебивали друг у друга цену, так что стоило появиться этому Торговцу, как на улицах разворачивались форменные торги, и когда дело доходило до самого последнего яйца в его корзине, то его цена уже превышала стоимость двух, а иногда и трёх верблюдов. И каждую неделю яйца всё дорожали. Но люди продолжали пить свою коку с соком и не переставали удивляться, куда это уходят их деньги.
И настал день, когда они собрались вместе да пораскинули мозгами. И они поняли, какие же они ослы.
И на следующий день, когда пришёл тот Торговец, к нему вышел один-единственный человек. И он сказал: „Эй, ты, крючконосый и пучеглазый, ты, длиннобородый, сколько хочешь за эту корзину яиц?“
И Торговец ответил ему: „Я бы, пожалуй, продал тебе эту корзину яиц по десять тысяч пиастров за дюжину“.
Человек усмехнулся и сказал: „Я предлагаю тебе десять пиастров и ни одним пиастром больше, ты, потомок заслуженного дедушки!“
А Торговец погладил бороду и сказал: „Гм! Я подожду, пока не подойдут твои товарищи“. И он принялся ждать. И тот Человек ждал вместе с ним. И они ждали вместе».
— На этом рукопись обрывается, — сообщил Майн Герр, сворачивая свой листок. — Но и этого было достаточно, чтобы у нас открылись глаза. Мы поняли, какими мы были простаками, перекупая наших школяров, точно те невежественные дикари, что перекупали друг у дружки яйца; и эта гибельная практика была оставлена. Если бы вместе с ней можно было оставить и все прочие гибельные привычки, заимствованные у вас, вместо того чтобы доводить их до логического абсурда! Но такого не произошло. И вот что погубило мою страну и лишило меня дома: повсеместное внедрение — а под конец даже в Армии — вашей теории Политической Дихотомии.
— Не затруднит ли вас, если я спрошу, что вы называете «Теорией Политической Дихотомии»?
— Нисколько не затруднит! — со всей любезностью ответил Майн Герр. — До чего приятно объяснять, когда имеешь перед собой столь благодарного слушателя! А началось всё с того, что один из наших самых выдающихся государственных деятелей, пробывший некоторое время в Англии, принёс нам известие о том, как там обстоят дела с управлением государством. Якобы существовала политическая необходимость (так он уверял нас, а мы верили, хоть и помыслить не могли о таком до той минуты) иметь по две политических партии в каждом деле и по каждому вопросу. В Политике эти две Партии, которые вы сочли необходимостью завести, назывались, как он нам сказал, «Виги» и «Тори».
— Как давно он вам об этом доложил? — лукаво спросил я.
— Давным-давно, — заверил Майн Герр. — И вот какие дела творились с этой Британской нацией (вы поправьте меня, если я скажу что не так). Я всего лишь передаю то, о чём поведал нам этот государственный служащий. Эти две Партии — а они состояли друг с другом в непрерывной вражде — поочерёдно сменялись во главе Правительства, и та Партия, которая оказывалась отстранена от власти, получала название «Оппозиции». Я не ошибся?
— Нет, всё верно, — сказал я. — С той поры, как у нас появился Парламент, у нас всегда были две партии, одна у власти, другая в оппозиции.
— И задачей Партии Власти, если мне можно так называть её, было делать всё, что в её силах, для благополучия народа — объявлять войну или заключать мир, совершать торговые операции и прочее?
— Именно так.
— А задачей Оппозиции было (как уверял наш государственный путешественник, хотя поначалу мы ушам своим не верили) препятствовать успешной деятельности Партии Власти в любом из этих направлений?
— Всего лишь критиковать и вносить поправки в начинания Партии Власти, — объяснил я. — Препятствовать Правительству действовать во благо народа было бы непатриотично! Патриотов мы всегда считали величайшими из героев, а непатриотичный дух относили к числу худших бед!
— Минутку, прошу прощения, — вежливо прервал меня пожилой джентльмен, вынимая записную книжку. — Тут у меня кое-что записано со слов нашего путешественника, и если позволите, я освежу свою память — хотя я и так совершенно с вами согласен, что это одна из худших бед… — Тут Майн Герр вновь запел.