— И что эта дура тут делает? — пробормотал он, озадаченно остановившись на пороге.
Женщина, о которой незнакомец отозвался так грубо, была его женой. Она раскрыла одну буфетную дверку и, стоя спиной к вошедшему, разглаживала на одной из полок лист обёрточной бумаги, шепча про себя: «Так, так! Ловко сработано, искусно задумано!»
Любящий муж подкрался к ней сзади на цыпочках и хлопнул её по голове.
— Прихлопнул, как муху, — игриво проговорил он.
Миледи заломила руки.
— Разоблачили! — простонала она. — Ах, да! Он же свой! Бога ради, никому не открывай! Нужно выждать время!
— Не открывать чего? — запальчиво вопросил её супруг, вытаскивая лист обёрточной бумаги. — Что это вы здесь прячете, моя милая? Отвечайте, я требую!
Миледи опустила очи долу и тихо-претихо произнесла:
— Ты только не смейся, Бенжамин, — взмолилась она. — Это… это… Не понимаешь разве? Это кинжал!
— Он-то ещё зачем? — усмехнулся Его Превосходительство. — Ведь нам уже удалось всем внушить, что мой брат умер. Нет нужды ещё и убивать его. Э, да он к тому же из жести! — проворчал Вице-Губернатор, презрительно крутя лезвие в пальцах. — А теперь, мадам, будьте любезны, объяснитесь. С чего это вы назвали меня Бенжамином?
— Это часть конспирации, любовь моя! Ведь каждый должен прикидываться другим, понимаешь?
— Другим, да? Что ж! А этот кинжал, за какую сумму вы его приобрели? Ну же, без увёрток! Меня вам не обмануть!
— Я приобрела его за… за… за… — забормотала уличённая конспираторша, изо всех сил пытаясь изобразить на лице выражение записного убийцы, в чём она заранее тренировалась перед зеркалом. — За…
— За сколько, мадам?
— Ну, за двугривенный, если тебе так уж нужно знать, дорогой! На свои…
— Не верю я вам! — заорал второй конспиратор. — Станете вы тратить свои деньги!
— На свои именины, — смиренно понизив голос, закончила миледи. — Должен же кто-нибудь иметь кинжал. Это ведь часть…
— Ох, только не рассуждайте о конспирации! — грубо перебил её муж, швырнув кинжал в буфет. — Курица — и та больше знает о том, как нужно конспирироваться. А конспирация, прежде всего, — это маскировка. Взгляните-ка вот на это!
И он со справедливым чувством гордости напялил на себя колпак с бубенцами и весь остальной шутовской наряд, подмигнул ей и упёр язык изнутри в щёку.
— Не правда ли, это подойдёт? — вопросил он.
Глаза миледи вспыхнули неподдельным энтузиазмом.
— То, что нужно! — воскликнула она, всплеснув руками. — Ты выглядишь совершенно по-дурацки!
Ряжёный нерешительно улыбнулся. Он не вполне был уверен, что супруга сказала ему комплимент.
— Вы имеете в виду — как шут? Да, этого я и добивался. А самой-то вам какая маскировка к лицу, вы подумали? — И под восхищённым взглядом супруги он принялся разворачивать какой-то свёрток.
— Изумительно! — вскричала миледи, когда платье, наконец, было ей предъявлено. — Отличная маскировка! Эскимосская крестьянка!
— Точно, что эскимосская крестьянка! — прорычал её супруг. — Наденьте-ка, да посмотритесь в зеркало. Это же Медведь, разуйте глаза! — Но тут он резко обернулся — в комнату влетел пронзительный голос:
Но это был всего лишь Садовник, поющий под раскрытым окном. Вице-Губернатор на цыпочках подкрался к окну, бесшумно затворил его и только тогда решился продолжать.
— Да, любовь моя, Медведь, но без головы, надеюсь. Вы — медведь, а я — медвежий вожатый. И уж если кто-либо нас узнает, то, скажу я вам, у него острое зрение!
— Мне нужно немного поупражняться в ходьбе, — сказала миледи, выглядывая сквозь медвежий рот. — Труднёхонько будет на первых порах избавиться от человечьих манер. А ты смотри приговаривай: «Давай, Мишка!». Ладно?
— Ладно, ладно, — отозвался вожатый. Теперь он держал в одной руке конец цепи, свисающей с медвежьего ошейника, а другой в то же время похлёстывал маленькой плёточкой.
— Пройдитесь теперь по комнате, как будто танцуете по-медвежьи. Очень хорошо, моя дорогая, очень хорошо. Давай, Мишка! Давай, говорю!
Последние слова он проревел уже ради Уггуга, который в этот момент вошёл в комнату и теперь стоял растопырив руки и широко разинув глаза и рот — вылитый портрет глупейшего изумления.
— О-го-го! — Только и смог он выдохнуть.
Вожатый притворился, что поправляет на медведе ошейник, а сам незаметно для Уггуга прошептал супруге:
— Моя оплошность, чёрт возьми! Совсем забыл запереть дверь. Заговор расстроится, если он обнаружит нашу уловку. Минуточку потерпите. Изобразите свирепость.
И тут, сделав вид, будто изо всей силы тянет цепь на себя, он позволил Медведю наступать на испуганного мальчишку: миледи же с восхитительным присутствием духа издавала, по её мнению, злобное рычание, хотя по большому счёту это напоминало мурлыканье кошки. Уггуг с такой поспешностью рванул из комнаты, что зацепился ногами о ковёр, и было слышно, как он тяжело грохнулся в коридоре. Но на это несчастье его любвеобильная мать не обратила внимания — наоборот, она осталась очень довольна собственной игрой.
Вице-Губернатор затворил дверь и щёлкнул замком.
— Долой маскировку! — сказал он, переводя дыхание. — Нельзя терять ни минуты. Он наверняка доложит Учителю, а его, как ты понимаешь, мы не можем посвятить в дело.
Маскировка тот час была упрятана в комод, дверь отперта, а двое конспираторов мило сидели рядышком на диване, увлечённо обсуждая книгу, которую Вице-Губернатор впопыхах схватил со стола и которая оказалась адресной книгой столицы Волшебного края.
Дверь очень медленно и осторожно открылась, и Учитель заглянул в комнату; позади него едва виднелось глупое лицо Уггуга.
— И какая прекрасная планировка! — увлечённо говорил Вице-Губернатор. — Поглядите-ка, моя драгоценная, — на Зелёной улице имеется целых пятнадцать домов перед поворотом на Западную улицу.
— Пятнадцать домов, подумать только! — откликнулась миледи. — Я-то полагала, их всего четырнадцать! — И они так увлечённо занялись обсуждением этого открытия, что даже не подняли глаз на вошедших, пока Учитель, ведя Уггуга за руку, не приблизился к ним вплотную.
Миледи первая заметила их присутствие.
— Ах, это же Учитель! — воскликнула она самым что ни есть приветливым голосом. — И с ним моё драгоценное дитя! Урок уже закончился?
— Произошла какая-то странная штука! — начал Учитель с дрожью в голосе. — Его Высокотучность, — это был один из многочисленных титулов Уггуга, — изволили мне сообщить, будто собственными глазами видели в этой самой комнате танцующего Медведя и придворного Шута!
Вице-Губернатор и его жена так и затряслись от искреннего веселья.
— Где угодно, только не в этой комнате, дорогуша! — сказала любящая мать. — Мы сидим здесь уже с час или больше, читая… — тут она справилась с названием лежащей у неё на подоле книги, — читая… адресную книгу.
— Позволь, мой мальчик, я пощупаю твой пульс, — сказал заботливый отец. — Теперь высунь язык. Ах, я так и думал! У него лёгкий жар, Учитель, и он бредит. Немедленно положите его в постель и дайте ему охлаждающего питья.
— Но я не бредю! — запротестовал Его Высокотучность, стоило Учителю потащить его прочь.
— Вы выражаетесь неграмотно, сударь! — строго заметил отец. — Будьте любезны, исправьте этот маленький недостаток, Учитель, как только вы управитесь с его лихорадкой. И кстати, Учитель! — При этих словах Учитель оставил своего выдающегося ученика стоять в дверях, а сам резво вернулся. — Ходят слухи, что народ желает избрать… ну, фактически… вы же понимаете, что я имею в виду…
— Только не другого Учителя! — в ужасе воскликнул бедный старик.