— А что нового внёс в жизнь Финансовый Закон?
Услышав такой вопрос, Учитель просиял.
— Инициатива принадлежала Императору, — пустился он в объяснения. — Его Величество пожелали, чтобы каждый житель Волшебного края стал вдвое богаче — ну, просто ради популярности нового Правительства. Однако в Казне не оказалось достаточно для этого денег. И тогда я предложил другой путь: увеличить вдвое достоинство каждой монеты и каждой банкноты в Волшебном краю. Простейшая штука. Удивляюсь, почему никто раньше до этого не додумался! А такой всеобщей радости вы ещё не видывали. Магазины были с утра до вечера полны народом. Все всё покупали!
— А как они вас возвеличили?
Весёлое лицо Учителя омрачилось.
— Это произошло, когда я возвращался домой после Выборов, — печально ответил он. — У них в мыслях не было ничего плохого, но мне всё равно пришлось не сладко! Они махали вокруг меня флагами, пока я почти не ослеп, звонили в колокола, пока я не оглох, и усыпали дорогу таким толстым слоем цветов, что я то и дело спотыкался! — И бедный старик скорбно вздохнул.
— А как далеко отсюда до Волшебного края? — спросил я, чтобы сменить предмет.
— Примерно пять дней пути. Только ведь нужно же и возвращаться — время от времени. Понимаете, я, как Придворный Учитель, всегда должен быть к услугам Принца Уггуга. Императрица очень сердится, если я оставляю его хотя бы на час.
— Но ведь всякий раз, как вы отправляетесь сюда, вы отсутствуете по крайней мере десять дней?
— О, даже больше! — воскликнул Учитель. — Бывает и по две недели. Но я, разумеется, всегда записываю, в какой момент я оттуда отлучаюсь, так что могу потом вернуться в ту же секунду по Дворцовому времени!
— Простите, не понял.
Учитель, не говоря ни слова, вытащил из кармана квадратные золотые часы с шестью или восемью стрелками и протянул мне для обозрения.
— Это, — начал он, — Очарованные Часы…
— Так я и думал.
— …особенность которых заключается в том, что это не они идут согласно ходу времени, а время идёт по ним. Теперь, надеюсь, вы поняли?
— Не очень, — признался я.
— Позвольте объяснить. Предоставьте эти часы самим себе, и они будут идти своим ходом. Время на них никак не влияет.
— Мне известны такие часы, — заметил я.
— Часы, разумеется, идут обычным темпом. А вот времени приходится идти вслед за ними. Следовательно, стоит мне передвинуть стрелки, и я изменю ход времени. Сдвинуть стрелки вперёд, на более позднее время, невозможно, но зато я могу передвинуть их хоть на месяц назад — это, правда, предел. И все события пройдут перед вашими глазами повторно, вы даже сможете придать им другое, более желательное направление.
— Такие часы — просто спасение, сударь мой! — подумал я вслух. — С ними человек способен оставить непроизнесённым какое-нибудь неосторожное слово или отменить какой-нибудь опрометчивый поступок! Могу я взглянуть, как это делается?
— С удовольствием покажу! — сказал отзывчивый старик. — Если я передвину эту стрелку назад вот сюда, — он указал пальцем, — История тоже вернётся на пятнадцать минут назад.
Дрожа от возбуждения, я наблюдал, как он вслед за объяснением переводит стрелку.
— Я сильно-пресильно поранился.
От этих слов, снова зазвучавших у меня в ушах, я вздрогнул и закрутил головой в поисках говорившего, более изумлённый, чем позволяли приличия.
Так и есть! Это был Бруно, по лицу которого вновь катились слёзы (каким я и увидел его четверть часа назад) а рядом стояла Сильвия, обнимающая его за плечи!
У меня сердце разрывалось от вида детишек, вторично переживающий одно и то же несчастье, поэтому я немедленно попросил Учителя вернуть стрелку в прежнее положение. В секунду Сильвия с Бруно унеслись прочь, и я смог разглядеть их только в отдаленьи, где они собирали «о-диванчики».
— Вот это да! Замечательно! — воскликнул я.
— У них есть и другая особенность, ещё более чудесная, — продолжал Учитель. — Видите эту головку? Она называется «Обратная головка». Если вы нажмёте на неё, события следующего часа будут следовать в обратном порядке. Только сейчас не будем её трогать. Я одолжу вам Часы на пару дней, и вы сможете экспериментировать, сколько захотите.
— Премного вам обязан! — сказал я, принимая от него Часы. — Буду беречь их пуще глаза — а вот и детишки!
— Мы нашли всего шесть о-диванчиков, — сказал Бруно, суя их мне в руку, — потому что Сильвия сказала, что пора возвращаться. И эта большущая ежевичина — тоже вам! Мы только две нашли.
— Благодарю вас, мне очень приятно, — сказал я. — Другую, я полагаю, ты сам съел, Бруно?
— Нет, не съедал, — беспечно ответил Бруно. — Каковы наши о-диванчики, а, господин сударь?
— Они просто прекрасны; но почему ты хромаешь?
— Снова повредил ногу! — скорбно сообщил Бруно. Он сел на траву и принялся потирать больное место.
Учитель обхватил руками голову — я уже знал, что он всегда поступал так в минуты душевной сумятицы.
— Приляг на время — тогда полегчает, — забормотал он. — Может полегчает, а может и нет. Если бы я имел при себе мои лекарства! Я, видите ли, Придворный Врач, — добавил он специально для меня.
— Хочешь, я схожу и принесу тебе ещё ягод ежевики, мой дорогой? — пролепетала Сильвия, погладив его по головке и поцелуями осушив покатившиеся было по щекам мальчика слёзы.
Лицо Бруно тут же просветлело.
— Было бы здорово! — провозгласил он. — Мне кажется, что если я поем ежевики, моя нога снова сделается невредимой… две или три ягодки… шесть или семь ягодок…
Сильвия заторопилась.
— Лучше я сейчас пойду, — сказала она, обращаясь ко мне, — пока он не перешёл к двузначным числам!
— Позволь тебе помочь, — предложил я. — Ведь я смогу достать повыше, чем ты.
— Да, помогите, пожалуйста, — ответила Сильвия, всовывая свою руку в мою ладонь. Мы пошли. — Бруно всё-таки любит ежевику, — сообщила она, пока мы не спеша брели вдоль высокой изгороди, где вполне могли укрываться ежевичные ягоды, — и это было так мило с его стороны, позволить мне съесть ту ягоду.
— Значит, это ты её съела? Мне показалось, что Бруно не очень-то хотел об этом упоминать.
— Да, я видела, — сказала Сильвия. — Он всегда боится, что его начнут хвалить. А ведь на самом деле он просто заставил меня съесть её! Я-то предлагала, чтобы он сам… А это что такое? — и она испуганно вцепилась в мою руку, когда нам на глаза попался заяц, лежащий на боку прямо у лесной опушки.
— Это заяц, дитя моё. Он, наверно, спит.
— Нет, он не спит, — сказала Сильвия, боязливо приближаясь к нему, чтобы взглянуть поближе. — У него глаза открыты. Он… он… — её голос дрогнул и понизился до испуганного шёпота. — Он умер, вы не видите?
— Да, он умер, — подтвердил я, наклонясь над зайцем. — Бедный! Его, наверно, до смерти загнали охотники. Вчера здесь носилась свора гончих. Но они не тронули его. Может быть, они заметили ещё одного зайца и оставили этого умирать от страха и истощения.
— Загнали до смерти? — машинально повторила Сильвия, не смея в такое поверить. — Я думала, что охота — это как игра, и люди в неё играют. Мы с Бруно охотимся на улиток, но когда мы их ловим, то не причиняем им вреда!