— Какая игра, о, какая игра! — кричал Канцлер. Они с Вице-Губернатором ухватили друг друга за руки и принялись бешено скакать по комнате. Миледи была чересчур полна достоинства, чтобы скакать, зато она ржала, как лошадь, и махала над головой платочком: даже её ограниченному умишке было ясно, что они провернули какое-то удачное дельце — и сейчас её тоже в него посвятят.
— Вы обещали, что я узнаю все подробности, когда Правитель уедет, — заметила она, как только мужчины оказались способны её услышать.
— Ты всё узнаешь, Табби! — снисходительно откликнулся её супруг, убирая промокательную бумагу, так что стали видны два листа пергамента, лежавшие бок о бок. — Вот документ, который он прочёл, но не подписал. А вот документ, который он подписал, но не прочёл! Видите — он был прикрыт, кроме того места, где нужно было поставить подпись.
— Да, да! — нетерпеливо перебила миледи, которая уже сравнивала оба соглашения. — «Равным образом, он облекается властью правителя в отсутствие последнего». Так, и это изменено на «станет пожизненным суверенным государем с титулом Императора, если будет избран на эту должность народом». Что? Так ты Император, дорогой?
— Ещё нет, дорогая, — ответил Вице-Губернатор. — Не нужно, чтобы эту бумагу сейчас кто-нибудь видел. Всему своё время.
Миледи кивнула и продолжила чтение.
— «Равным образом, мы будем щедры к неимущим». Так, это вовсе пропущено!
— Разумеется! — сказал её супруг. — Не собираемся же мы беспокоиться о черни!
— Хорошо, — сказала миледи с ударением и вновь продолжила чтение. — «Равным образом, содержимое Казны сохраняется в неприкосновенности». Так, а это изменено на «предоставляется в полное распоряжение Вице-Губернатора»! Ну, Сибби, умнейший ход! Все драгоценности, только подумать! Можно мне пойти и сейчас же их примерить?
— Пока ещё нет, любовь моя, — поспешил остановить её супруг. — Общественное мнение для этого ещё не созрело. Следует прощупать почву. Но мы, разумеется, сразу же заведём себе карету с четвёркой лошадей. И я приму титул Императора, как только мы сможем без помех провести выборы. Но едва ли они спокойно снесут, если мы станем увешиваться драгоценностями, пока Правитель жив. Пусть сперва распространится весть о его смерти. Немного конспирации…
— Конспирации! — вскричала восхищённая миледи, ударив в ладоши. — Как я люблю конспирацию! Это страшно интересно!
Вице-Губернатор и Канцлер перемигнулись.
— Пусть себе играет в конспирацию для собственного удовольствия, — коварно прошептал Канцлер. — Вреда не будет!
— А когда эта конспирация…
— Тс-с! — торопливо прошептал её супруг, так как двери отворились и вошли Сильвия и Бруно, нежно обнимая друг дружку. Бруно конвульсивно всхлипывал, уткнувшись лицом в плечо сестры, а по щекам Сильвии, хотя она сдерживала себя и оставалась безмолвной, тоже катились слёзы.
— Не хныкать там! — резко сказал Вице-Губернатор, но это не подействовало на детей. — Успокойте их как-нибудь, — прошептал он супруге.
— Пирог! — воскликнула миледи, пересекла комнату и отворила дверцу буфета, затем тотчас вернулась с двумя кусками сливового пирога. — Не плачьте, кушайте! — просто и кратко приказала она. Бедные детишки уселись рядышком, но явно не имели никакой охоты есть пирог.
Спустя секунду двери отворились — вернее, рывком раздвинулись, — и в комнату стремительно влетел Уггуг, голося что было мочи:
— Сюда снова заявился этот старый попрошайка!
— Есть ему не давать… — начал было Вице-Губернатор, но Канцлер его перебил:
— Всё в порядке, — сказал он, понизив голос. — Слуги получили указания.
— Но он уже стоит внизу, — сказал Уггуг, выглядывая из окна в садик.
— Где, мой дорогой? — спросила любящая мать, обвивая рукой шею маленького чудовища.
Все мы (за исключением Сильвии да Бруно, совершенно не замечавших происходящего) последовали за ней к окну. Старик нищий голодными глазами взглянул на нас снизу вверх.
— Хоть кусочек хлеба, Ваше Высочество! — взмолился он. Это был крепкий ещё пожилой человек, только выглядел он печальным и усталым. — Кусочек хлеба — вот всё, что мне нужно, чтобы не умереть с голоду! — повторил он. — Только кусочек — и немного воды!
— Вот тебе вода, на, пей! — завопил Уггуг, выливая на голову нищему кувшин воды.
— Молодец, сынок! — вскричал Вице-Губернатор. — Это отучит их попрошайничать.
— Умница! — присоединилась к мужу и Губернаторша. — Такой доблестный!
— Палкой его, палкой! — ревел Вице-Губернатор, пока нищий стряхивал воду со своего видавшего виды плаща, чтобы затем вновь смиренно возвести глаза на компанию в окне.
— Лучше горячей кочергой! — снова вмешалась миледи.
Возможно, поблизости и не было горячей кочерги, а вот несколько палок появилось по первому же слову, и угрожающие рожи со всех сторон обступили несчастного пришельца, который с тихим достоинством поднял перед собой руку.
— Не стоит разбивать мои старые кости, — сказал он. — Я ухожу. Даже кусочка пожалели!
— Бедный, бедный старик! — послышался из-за миледи тонкий голосок, срывающийся от рыданий. Это Бруно подошёл к окну, желая бросить убогому свой кусок пирога, хотя Сильвия и тянула его назад.
— Нет, я отдам ему мой пирог! — закричал Бруно, яростно вырываясь из рук Сильвии.
— Конечно, милый, — мягко настаивала Сильвия. — Но не бросай из окна, а то он упадёт на землю и запачкается. Лучше спустимся вниз. — И она повела его прочь из комнаты, не привлекая внимания остальных, всецело занятых надругательством над стариком.
Наконец конспираторы вернулись к своим креслам и уселись, продолжив беседу на пониженных тонах, чтобы не было слышно Уггугу, всё ещё неподвижно стоящему у окна.
— Кстати, там было что-то насчёт Бруно, который якобы наследует правление, — сказала миледи. — Что говорится по этому поводу в новом соглашении?
Канцлер захихикал.
— То же самое, слово в слово, — ответил он. — С единственным отличием, миледи. Вместо «Бруно» я позволил себе вольность вписать… — он заговорил совсем уже шёпотом, — вписать, знаете ли, «Уггуг»!
— Как это «Уггуг»! — вскричал я в порыве негодования, которое уже не мог больше сдерживать. Но оказалось, что мне требуется гигантское усилие, чтобы произнести хотя бы эти три слова, — и вот, когда крик уже вырвался, моё напряжение спало, и внезапный шквал смахнул эту сцену, а я оказался сидящим в вагоне прямо напротив девушки, которая теперь откинула свою вуаль и смотрела на меня с выражением весёлого удивления на лице.
ГЛАВА V
Дворец нищего
Отчётливо помню, что в момент пробуждения я что-то промямлил: сиплый сдавленный отзвук ещё барахтался у меня в ушах, да и без него изумлённый взгляд моей спутницы был тому достаточным доказательством. Ну и как же мне было теперь выкручиваться?
— Надеюсь, я вас не напугал? — пробормотал, наконец, я. — Сам не знаю, что такое сказанул. Я задремал.
— Вы сказали: «Как это Уггуг!» — произнесла девушка трепетными губами, которые сами собой неудержимо растягивались в улыбку, несмотря на всё её старание сохранить серьёзность. — Не то чтобы сказали — вы так вскрикнули.
— Прошу меня простить, — только и смог я сказать, ощущая себя раскаивающимся грешником во всей его беспомощности. «У неё Сильвины глаза, — подумал я ещё, хотя даже сейчас немного сомневался, проснулся ли я окончательно. — И этот ясный взгляд невинного изумления — тоже как у Сильвии. Но у Сильвии нет этого самоуверенного решительного рта и такого рассеянного взгляда мечтательной грусти, как будто давным-давно её поразила какая-то глубокая печаль…» И тут меня толпой обступили фантазии, увлечённый которыми я едва расслышал следующие слова девушки: