Боже, где правда твоя?
Боже, чём ожидает?
Елена дитя,
Она жизни не знает.
Смотрит вверх, словно ищет небеса и лик бога.
Боже, как допускаешь ты
Этот коварный свет?
Как душишь её мечты…
Сжимает руки в кулаки, опускает голову.
Я отыщу спасение
Там, где тебя нет!
Оглянувшись на дочь и жену, выходит тихо из дома, но, прислонившись к дверному косяку и вдохнув ночного воздуха, начинает хохотать.
Ты бессилен и жалок, Боже!
Значит, буду просить не у тебя.
Я говорю это с дрожью,
Всё принимая ради дитя.
И если ты не можешь дать
Ей спасение,
Я на коленях буду стоять
Перед силой,
Что тебе – осквернение.
Решившись, Радко сходит со своего двора и идёт к самому краю Долины. Час ночной и все разошлись по домам, так что путь Радко не заметен. Разве что Богна, таящаяся в тени дома Радко, выжидающая решения или рассвета, а может быть, из страховки, наблюдает за ним, но не окликает, не мешает и даже не выдаёт себя.
Конец первого действия.
Действие второе.
Сцена 2.1
Маленький, обжитый, но плохо ухоженный, чуть покосившийся домик на самом краю Долины. Сразу видно по отсутствию тропинок и следов, что здесь редко кто ходит. Также – повсюду, словно дополнительная преграда дороге, лежат острые каменные глыбы. У самого домика стоит красивая женщина, с необыкновенной усталостью в глазах, такой усталостью, какая может накопиться не за одну сотню лет. Эта женщина – Сильвия – местная ведьма, сосланная в Долину от столичных своих дел. Она облачена в длинное мягкое, но всё-таки лёгкое для такой погоды платье, и стоит босая – холод ей, кажется, не заметен.
Волосы её распущены и свободны, в отличие от волос женщин и девушек Долины. Она смотрит вдаль, взгляд её затуманен.
Сильвия.
Кто жизнь увидел, кто закон узнал,
Тот никогда уж счастья не найдёт.
Кто смерть увидел в сумраке зеркал,
Того сама жизнь от себя отвернёт.
И вроде бы есть и время, и суть,
Но горло сжимает сильнее петля.
Тому, кто в силе увидел свой путь,
Так легко потерять себя.
Налетает холодный порыв ветра, он гнёт молодые деревья, буйствует, словно бы надеется столкнуть или напугать Сильвию, но она делает незаметный знак рукою и ветер теперь обходит её, как невидимое препятствие, как вода огибает камень.
Неприкаянный дух тревожен,
В ночной тиши покоя мне навсегда нет.
Каждый мой шаг на земле осторожен,
Иначе останется выжженный след.
Ветер затихает, Сильвия оправляет волосы и платье.
Кто тоски голос услышал,
Тот уже в мир не вернётся,
Ангелы звали – я бежала по крышам,
Не зная, что мой путь оборвётся…
Сильвия вздрагивает, муть спадает с её взора, глаза становятся ясными и яркими.
Кто погребальный звон слышит,
Тот уже не посмеет мечтать.
Даже если ещё дышит -
Мечту нужно уж разорвать.
Сильвия смотрит на покрасневшие от холода руки, переступает ногами, ощутив холод.
Тот, кто силу увидел свою,
Мечтает слабым остаться.
Он шепчет, кричит всё одно: «молю!» -
но уже перестал отражаться.
Сильвия медленно поворачивается к своему дому.
И мне, на вершине всех дней,
Себя остаётся таить.
От страха, лжи и зависти людей.
Пусть жизни моей оборвана нить -
Я ещё могу оставаться собой,
Один на один со своей силой.
Открывает дверь в дом. Дверь совсем худая, надрывно скрипит от её движения.
Я – рождённая светом, стала тьмой,
И проклята осталась всем миром.
Сцена 2.2
Сильвия в своём доме. В доме такие же предметы быта, как в доме Радко. Разница только в том, что у Сильвии всё какое-то бедное, необжитое. Посуда потрескавшаяся, по поверхностям пыль, словно многих никто уже давно не трогает. С потолка же свисают, добавляя отличие, пучки разных сухих трав. В слабенькой печке потрескивает на бледном огне котелок.
Сильвия опускается на лавку перед печкой, помешивает в котелке – валит пар. Она зябко поводит плечами, словно костерок совсем не греет и вдруг поднимает голову, прислушивается к чему-то, что слышно только ей.
Сильвия.
Шаг всё ближе,
Ветер тише -
Гость идёт ко мне.
Готов всё отдать,
Чтобы дочь спасти,
Итог своей судьбе
Готов принять,
К погибели идти…
С задумчивостью смотрит на котелок, размышляя, но затем приподнимается со скамьи, прислушивается.
Люди, о, как счастливы вы!
Вам есть к кому обратиться,
Тоску переложить в чужие умы,
Сказав, что каждый мог оступиться!
Но что делать нам,
Кто узрел дух ветров,
Кто постиг силы храм,
И живёт уже много веков…