Мы втроем: комиссар, Гутарева и я. Муся веселая, оживленная, хотя после сна голос еще слегка хрипловат и глаза щурятся от света лампы. Как обычно, докладывает сжато, точно, выделяя лишь основное, главное.
За эти две недели она побывала в Стародубе, Погаре, Трубчевске и Новгород-Северске. В Трубчевске узнала, что гестапо ищет Половцева, одного из организаторов "национал-социалистской партии всея России". Гестапо считало его своим агентом и вдруг узнало, что он одновременно служит английской разведке. Муся и Вася Буровихин по нашему заданию неоднократно встречались с Половцевым, вошли к нему в доверие.
- А знаете, в Новгород-Северске я снова с ним увиделась.
- Ты ему сказала, что его ищет гестапо?
- Нет, товарищ командир. Но он, видимо, и сам это чует. Чуть ли не героя из себя строит. Обрадовался моему появлению. Был очень оживлен, разговорчив. Я никогда его таким не видела.
- Что же он рассказал?
- В Севске новость: туда прилетал адмирал Канарис - начальник абвера, военной контрразведки Германии. Застал там переполох. После того как мы в Локте разгромили "партию всея России" во главе с Воскобойниковым, у немцев начались аресты и перемещения. Канарис все уладил. Полковника Шперлинга, горе-опекуна партии, перевели в Житомир.
По словам Половцева, в Новгород-Северске комендант Пальм рассказывал ему, что сейчас на всей оккупированной территории создана "полиция беспеки" и части СД. Командует ими генерал доктор Томас. Заместителем у него граф Смыслов, который еще в царской охранке занимался делами большевиков. Говорят, что генерал Томас получил особые указания от фюрера: любыми путями навести порядок на Брянщине.
Половцев сомневается, что Смыслов - настоящее имя. Скорее всего, это конспиративная кличка. Но об этом графе говорят, что он матерый разведчик. Смыслову подчинен полковник Сахаров, который должен формировать воинские части для борьбы с партизанами. Оба приехали сюда из какого-то Ровса. Только я, товарищ командир, так и не поняла, что это: город или учреждение?
Я уже знал, что Ровс - это организация. Еще во время боев под Киевом наш начальник штаба батальона Гриша Островский выведал о ней у одного пленного. Ровс - Русский освободительный военный союз - был организован в 1922 году в Париже великим князем Николаем Николаевичем Романовым. После князя на посту руководителя союза побывали многие - генерал Кутепов, потом Миллер, за ним Туркул и, наконец, фон Лемпке, который прочно обосновался в Берлине. Считая себя чистокровным арийцем, фон Лемпке подчинил эту организацию интересам фюрера и собрал в ней всю фашиствующую белогвардейскую шваль.
- Дальше, Муся, дальше! - в нетерпении тороплю разведчицу.
- Говорят, что граф Смыслов уже начал действовать: подготовил и выбросил шпионов к партизанам и за линию фронта. Вот и все, - как всегда, смущенно опустив глаза, закончила Гутарева.
"Вот и все"... Смотрю на Мусю и думаю, сколько смелости и сноровки потребовалось от девушки, чтобы собрать такие сведения в самом вражеском логове. Это под силу человеку, которым движет чистая, самоотверженная любовь к Родине. Мы начинаем разговор о новой разведке. Взвешиваем все "за" и "против". Богатырь просит Мусю подробнее рассказать о Сахарове.
- Он еще молодой. Полковничьи погоны получил за бои против республиканцев в Испании. Хвастается, что звание и награды дал ему лично сам Гитлер, а за борьбу с партизанами здесь надеется дорваться и до генеральского чина. Не зря ведь ему обещана всяческая поддержка: подбрасывают целую дивизию, сулят даже авиацию снять с фронта. Нет, что ни говорите, а игра с ним стоит свеч...
- Боюсь, Муся, этот волк может тебя раскусить, - не сумел комиссар скрыть своей тревоги.
- Я тоже думаю, лучше отвязаться от него... - поддерживаю Богатыря. - Не могу. Этого нельзя делать. Мне он доверяет, назначил встречу в Трубчевске. Если я не явлюсь, то мне вообще по этой земле не ступать. И сиди, Мусенька, дома и загорай на печке... Какой же я тогда разведчик? Нет, этого никак нельзя делать. - И все же лучше оставайся, - предлагаю я. - Переждем немного, посмотрим, как поведет себя Сахаров.
- Нет, товарищ командир, так мы только время потеряем. - Гутарева говорит очень убежденно. - Ведь я ему обещала выяснить, где партизанский штаб. Скажу так, как мы с вами уговорились: в лес пройти не смогла, всех задерживают партизаны, кругом строят укрепления, теперь, дескать, направляюсь к своей тетке в Стародуб, может, там что-нибудь разведаю. И действительно, - Муся улыбается, - все сделаю, чтобы установить связи с черниговским подпольем и партизанами.
Мы сообщаем ей, что начальник штаба отряда Боровика Ушаков с группой партизан тоже направляются на Черниговщину. Их задача та же самая: выяснение обстановки и связь с местными партизанами, а попутно - диверсии на железных дорогах.
- Вот это здорово! - радуется Муся. - Значит, друзья будут рядом.
Решаем, что с ней до Стародуба поедет Шеметов.
- Ты поедешь в Стародуб, товарищ Шеметов, отвезешь Мусю Гутареву.
- Будет выполнено, - с готовностью отвечает Шеметов. - Как говорится, бог троицу любит: мы уже в третий раз с ней на задание идем. Все будет в порядке!
В последнее время мы все чаще доверяем Шеметову подобные поручения. Высокий, плечистый, красивый, он производит впечатление даже на полицаев. К тому же по образованию инженер, настоящий интеллигент, умный, сообразительный, за словом в карман не полезет.
- Поедешь через владения отряда Чапая.
Чапаем партизаны прозвали своего командира Кошелева. Он очень похож на легендарного комдива. У него такие же рыжие усы, ездит он, как и Чапаев, на сером коне и обязательно при сабле. И вдобавок ко всему тоже Василий Иванович. Шеметов побаивался Кошелева. К этому были очень серьезные причины. Осенью 1941 года, когда фашистские каратели напали на Трубчевский район, Шеметов ушел к партизанам в отряд Кошелева. В Трубчевске он оставил свою семью - жену и двоих детей. Нужно заметить, что Шеметов был исключительным семьянином и боготворил свою, как он называл, "любимую троицу". И вот жену и детей немцы взяли заложниками.
Каратели согнали во двор МТС, что находилась за городом, сотни людей и осыпали их фосфором. В страшных муках люди тлели заживо. Заложникам сказали: смотрите, такая же участь ждет и вас, если не вызовете своих из лесу. Женщин и детей погнали на опушку. Партизаны слышали отчаянные крики:
- Папочка, выходи, заявись коменданту, а то всех нас побьют, сожгут на огне... Завтра первой будут жечь маму, потом нас...
Неистово кричала жена Шеметова:
- Шеметов, дорогой мой, выходи. Спаси нас...
И Шеметов не выдержал. Ушел из отряда, явился с повинной к коменданту. В знак благодарности немцы сразу же назначили его директором маслозавода. Но, кроме Шеметова, никто из лесу не вышел. Эксперимент не удался. Обозленный комендант велел привести Шеметова: "Завтра поведешь войска к партизанам".
Шеметов на это не пошел. Ночью, в стужу, в буран он увел семью за Десну. Укрылись в лесу. Теперь спасались уже и от немцев и от партизан.
Его долго искали. Вся немецкая комендатура была поднята на ноги. Не меньше усилий на поиски Шеметова затратили и партизаны: партизанским судом он был заочно приговорен к расстрелу, И вот однажды бойцы нашего отряда набрели на берлогу, где скрывался Шеметов. Вместе с семьей его доставили в штаб. Я мало разговаривал с женой Шеметова - смуглой, красивой женщиной, но из того, что успел услышать, понял, сколько мук довелось перенести ей и детям во дворе МТС.
С Шеметовым мы беседовали наедине. Государственный преступник! Он в полной мере сознавал свою вину.
- Меня никто не помилует. - Шеметов старался говорить спокойно, и ему это почти удавалось. - Если бы даже нашелся какой-нибудь заступник, то народ, партизаны не позволят меня оправдать. Мое преступление ничем не искупить. Но я должен рассказать, как все было. В ту страшную ночь я находился на посту один. В ушах все еще звенели голоса жены и детей, звали, молили о спасении. Если бы в ту минуту хоть кто-нибудь поговорил со мной, отвлек от этих чудовищных мыслей! Нет!.. Я был один с муками моей "любимой троицы". И я не выдержал. Бросил пост, ушел в город, сдался на милость немцев... Я знаю, что живу последние часы. И ни о чем не прошу, кроме одного. Пощадите, сохраните мою семью. Ради нее я пошел на все это. Пусть хоть они видят белый свет. Они очень много выстрадали, а без меня им вовсе будет нелегко...