- Да заткнись ты нахер! – вызверился за рулём Кирус. – И так тошноты обступают. Лучше бы хорошее что вспомнил, пока ждём!
- Чего ждём-то? – проморгался, потерев лицо, Кога: успел прикорнуть в углу заднего сиденья, как только отъехали от Дредфорта.
- Я Любане позвонил своей, чтоб не кипешила, – мрачно, нехотя пояснил Кирус. – И чтоб узнала, куда те войска вышлифовывали, за которыми мы едем сейчас. Она ж теперь в головном штабе секретарствует, перевели из отряда, как пузель слишком большой стал…
Кога, промолчав, озабоченно уткнулся в телефон, и тишина, наполненная шумом мотора, стала ещё тревожнее: за своих близких неспокойны были все. Не трогать родню погибшего врага – правило чести, но соблюдут ли его те, кто убил Болтонов? Беременная жена Кируса и её сын-подросток Штефан, уже лет десять зовущий отчима папой, так и вовсе остались в Дредфорте.
- Забрать бы семьи и валить с Севера, – озвучил общую невысказанную мысль Ноздря.
- Всех не заберёшь, – возразил Кога, не поднимая лицо от экрана. – Ладно жёны с детьми, а братья-сёстры с роднёй? Да ещё и старики в деревне – у меня, у Кируса, у Паруса… И Вареша не поедет: боевая, до последнего будет драться.
- Вот оно всё как повернулось, а ещё три дня назад собирались свадьбу зимой гулять… – покачал головой Парус. – Куда её отряд отправили?
- Пишет, что в Пайр, – Кога отвлёкся наконец от телефона. – Так и застряли там на местной базе: кто обхезался, кто беспределит, половина войск вообще к вольным наёмникам собралась, раз Болтоны того…
- Крысы конченые, – процедил сквозь зубы Кирус; покосился на Волчьего Хрена, который включил было радио – встревоженная болтовня дала по ушам сквозь треск помех – и досадливым движением повернул звук до нуля: – Шеф не любил. – И добавил серьёзно, а оттого ещё более бессмысленно: – Разве что если песня заводная.
- Если заводная, он и спеть мог, и сплясать! – подхватил неожиданно охотно Волчий Хрен.
- Как мелкий был совсем, целыми часами песни горланил, – добавил с заднего сиденья Парус – с безнадёжно-грустной теплотой. – Не знали, куда и деться…
Слово за словом, фраза за фразой – остатки Второго Отряда принялись говорить о своём подопечном. О том, кто был одновременно и начальником, и ребёнком, которого они растили: сопровождали, охраняли, развлекали и даже учили – почти десять лет. Это были как будто поминки: без спиртного и закуски, без глаз на мокром месте – только воспоминания, смешные и нелепые, тёплые на собственный взгляд и жутковатые – на чужой. От детских выходок до подростковых попоек; последние, ясное дело, – особенно увлечённо…
- …Сидит он, значит, с нами, трещит, трещит, уже, может, десятый стакашек шлифанул… – глядя вперёд на дорогу, Кирус говорил громко и оживлённо – то ли храбрясь и притворяясь собой прежним, то ли и впрямь отпуская утрату. – Замолчал – и вдруг ка-ак рявкнет: «Да я е*ал!!!», Вонючке как даст пинка, а рукой – р-раз и со стола смёл всё нахрен, и запивку, и закуску! Мы молчим сидим, только оком коцаем, да запах нехороший от кого-то поплыл… А Мошня под стол полез, собирает всё с пола в ладошку и плачется жалобно: «Начальник, вы чмо!»
- А в машине как неслись по кочкам и ведро ему из багажника передавали?! Оттуда ж и пошло – «Тошноты подступили, несите ведро!» Два года этим ведром изводили шефа, а он знай ржёт…
- А как в рейды гоняли! Чопа р-раз в поворот – и джип на два колеса поставил, всё, думаю, кульнёмся… Парус бубнит и хезает, Круш этот верещит с хохолком своим дебильным, а шеф до потолка подлетает и орёт, радостный: «Класс, ещё!!!» Нихрена не боялся, вот просто нихрена…
- А на юг как прилетели, да по серпантину в город?! Шеф зелёный уже весь, уболтался в автобусе, в отеле регистрируемся, и ему там: «Добро пожаловать, мсье Рамзай!», а его аж перекосоё*ило, беднягу: «Я Р-рамси, и это имя, а фамилия – вот!» – и пальцем в паспорт тык, а девица ему: «Прошу прощения, мсье Больто́н!» Мы с Паруском так и полегли, шеф на судороги начал выходить, и только Вонючка с каменным рылом стоять остался – как его только не проняло?..
- А Вонючка-то… – без смеха произнёс вдруг Ноздря, – тоже ведь, небось, почил? Не пережил бы он хозяина, я думаю. Даже если взрывом и не убило сразу…
Вновь повисшее молчание прервал звонок; Кирус порывисто прижал к уху трубку. Все невольно вслушались: громкий голос хохотушки Любаны можно было засечь издалека, но сейчас, видимо, ей приходилось говорить приглушенно. Лицо Кируса становилось всё мрачнее, и под конец он произнёс:
- Понял. Если ещё что важное выяснится, звони, но не рискуй только. И Штефана береги, чтоб нигде не влез!.. – И через пару секунд с неожиданной теплотой добавил: – И я тебя, Пузо. – Сунув телефон в карман, Кирус сообщил настороженно притихшим бойцам: – Штаб на ушах, куча распоряжений сверху. Готовят приказы по увольнению командиров – всё высшее звено. Трое уже посмертно уволены. А войска, за которыми мы едем, оказывается, шли на Хорнвуд-холл. Они сейчас стопорнули на подступах к Норсбруку, ждут приказа атаковать.
- Это Хорнвуды! – выпалил Кога. – Ну конечно, кто же ещё, из-за наследства!
- Едем туда. Ждут они приказа – будет им приказ! – Кирус крепче стиснул руль. – По телефону не получится, но с глазу на глаз сумеем их взбаламутить. Размотаем этого х**лача по всему Хорнвудскому лесу ровным слоем!
- Думаешь, Хорнвуд не приберёт войска к рукам, пока доедем? – скептически отозвался Парус. – Мы теперь все ему принадлежим по наследству. В самое пекло сейчас лезем! Мёртвыми себя объявив – нет чтобы отсидеться…
- И отдать армию приезжему уроду, который господина Рамси порешил? – подал вдруг голос Волчий Хрен, молчавший всё это время. – Думаешь, если не светиться, то он до нас и не доберётся? Чёрта с два, и пока он в полную власть не вошёл, добраться до него первыми должны мы.
- А здесь у нас сочетанная травма, – голос над головой был невнятный и глухой, будто сквозь сон; неподалёку что-то мерно шипело: вдох-выдох – всколыхнулись в памяти смутные образы. – По виду написали шестнадцать лет, пока идёт как Неизвестный. Поступал днём, с места бандитских разборок, там был взрыв, так что контузия тоже имеется. Пулевое головы по касательной – в мозгах вроде чисто, результат КТ ещё надо распечатать. Лёгкая ЧМТ, сквозное пулевое предплечья и открытый перелом лодыжек справа, несвежий, хирурги уже всё составили. По гемодинамике – стабильный, остаточная седация, поступал в глубоком оглушении… – непонятные слова убаюкивали, но всё нарастающая тревога не давала погрузиться обратно в сон. – Токсикология в работе. И… ты глянь только: весь в шрамах разной давности, и пальцев недобор… Что с ним делали?
Вонючка приоткрыл глаза, чуть повернул голову в поисках источника звука – она отозвалась болью и тошнотой. Белый потолок. Хром и кафель, висящие вверх дном бутыли с жидкостью… Люди в однотонных костюмах.
- О! Наконец. Всё в порядке, парень, ты в больнице. Скажи, как тебя зовут? Где ты живёшь?
…Кровать. Нельзя быть на кровати, если хозяин не позвал!
Панически всхлипнув, Вонючка неловко скатился вниз – запутавшись в простыне и проводах, грохнулся на липкий линолеум. Что-то оторвалось от руки, потекла кровь – он быстро прижал предплечье к груди: вытирать всё об себя, не пачкать пол! Глухо рыкнул на бросившихся поднимать людей, отполз, пятясь: никто не смеет касаться лордова пса без разрешения господина Рамси! С грохотом рухнул железный штатив, задетый ногой – звук отдался вспышкой боли в голове, и Вонючка, сдавленно взвыв, забился спиной в угол.
К нему подступали. Что-то говорили. Его хотели схватить! Неспособный защищаться – он сжался в комок, обхватив скрещенные голени: холодно, пусто, страшно, страшно, страшно!.. Тело сковала дрожь, мысли бросились в паническую скачку: нельзя говорить с посторонними – нужно найти хозяина – сказать только необходимое!
- Я Вонючка! – выдавил он хрипло себе в колени – не обращаясь ни к кому. – Из Д-дредфорта!
Удивлённые, возмущённые, успокаивающие голоса – будто на чужом языке: настолько сильно грохотало в голове из-за попыток вытолкнуть ещё хоть пару слов. Спросить, где хозяин. Слова не выходили! Вонючка засипел, стиснув голову: марля бинта под ладонями – где перчатки?!