Но наверное, были крестьяне вполне здоровы, а жизнь землепашцев, с трудом до седьмого пота и беспробудным ночным сном, не оставляла места бесовским проказам — не стали они приглашать к себе монахов. Хотя кошели развязали — выручка оказалась неплохой, можно было пожертвовать малую толику нищенствующим. Крестьяне, рассуждая о святости, снизошедшей даже на клячу, двинулись дальше своей дорогой.
Монахи принялись запрягать лошадь, девушка выбралась из Фургона и стала помогать старшему. Такой замурзанный и жалкий вид был у нее, что Полициано вспомнил себя, каким впервые появился во Флоренции: в истрепанном плаще, с пальцами, торчащими из башмаков, подаренных за ненадобностью старым бродяжкой. В десять лет оставшись сиротой и вдоволь хлебнув разных тягот, в пятнадцать он отправился из Монтепульчиано искать свое счастье в столице на берегу Арно, поскольку от многих слышал про свободную, просвещенную, насыщенную празднествами жизнь города-цветка. Анжело готов был на любые лишения, но чтобы они увенчались успехом. Маленький темный домишко на улице Сатурио Ольтрарно… Именно здесь тощий некрасивый подросток, заработав гроши, чтобы только не умереть с голода, штудировал учебник греческого, латинскую грамматику и труды философов, а потом, наловчившись, таким гладким гекзаметром перевел «Илиаду», что недоверие и восхищение сменяли друг друга на лицах слушателей. И таких высот в стихосложении добился он благодаря таланту и целеустремленности, что слух о необыкновенном юноше достиг Лоренцо Великолепного. А некоронованный владыка сам отдавал немало времени литературным занятиям, потому заинтересовался Анжело и, оценив, вытащил из нищеты. Более того — приблизил к себе!
Может, теперь пришел черед Полициано облагодетельствовать кого-нибудь? Не кого-то, а вот эту замарашку. Все равно подыскивал девушку. Здесь хоть одно преимущество — столь худа она, что не вызывает привычного отвращения к женским выпуклостям, всячески подчеркиваемым и соблазнительным для многих. Так, некое бесплотное создание, едва прикрытое старым тряпьем.
— Как тебя зовут, душечка? — спросил Анжело, бочком приближаясь к девчонке.
— Маручелла.
— Очаровательно. И куда путь держишь?
— Вслед за ветром.
— Бродяжничаешь?
Она ухмыльнулась.
— А пойдешь со мной?
— А что дашь?
— Пока — ничего. Прибудем во Флоренцию — оденешься…
— Как донна?
— Во всяком случае получше чем сейчас. И накормлю. Будешь помогать по хозяйству. А там посмотрим.
— Ага, — согласилась она.
Молодой человек выглядел изысканно, роскошно и на разбойника отнюдь не походил. Да и что с нее взять?
— Но отпустят ли тебя?.. — он кивнул в сторону монахов, прислушивавшихся к переговорам.
— Почему бы и нет. Я им никто.
— Из милости подкармливаем эту потаскушку.
— Но-но! Поосторожней! — вскинула голову Маручелла. — Вам нечем особо хвастать. А жалкие объедки я отрабатывала с лихвой, ухаживая за вашей клячей.
Голосок ее угрожающе взвился. Старший монах бросил спутнику:
— А-а, пусть катится!
— Да кто ее держит?
И Маручелла, уже увязывая жалкий узелок, спросила:
— Как поедем-то? На одном муле?
Полициано представил, как она прижмется к нему, усаживаясь за спиной, передернулся и ответил:
— Как-нибудь… по очереди. Да здесь и недалеко. К вечерней молитве успеем.
По дороге молчали. Лишь у городских ворот он сказал ей:
— Иди чуть поодаль. Сама понимаешь, меня хорошо знают в городе, а ты пока слишком уж замарана.
— Хорошо, — покладисто кивнула девушка.
Так и прибыли в полный достатка дом Полициано. Лишь сторож и кухарка видели Маручеллу в столь жалком обличье. И оба обещали помалкивать. Он показал девушке, где можно помыться, дал чистую рубашку. Кухарка выделила — гостье? хозяйке? — одну из юбок, но та оказалась едва ли не вдвое шире нужного, и пришлось поверху обмотать талию — шарфом. На следующий-то день одежду ей прикупили. И зажила Маручелла припеваючи.