Камердинер провел семейство Веспуччи к зале, откуда доносился беззаботный смех и звуки музыки. А там уж Сандро представил их хозяйке, ее сыновьям и невестке. Донна Лукреция улыбнулась Симонетте, словно давней знакомой, сказала, что нынче здесь собрались лишь самые близкие друзья дома, и чтобы чувствовали гости себя попросту. Тут же заботливо сняла ниточку, приставшую к рукаву милой Симонетты.
Мимика на лице Лоренцо была столь живой, что Симонетта не поняла: то ли он насмешливо кривится, то ли восхищен ею, то ли вообще занят своими веселыми мыслями. А тут еще шут, позванивая колокольцами на колпаке, пихал его в бок и кричал, что, если немедленно не приступят к ужину, жаркое остынет, а вино согреется. Джулиано же, в противоположность брату, выглядел задумчивым, но слова его приветствия были добросердечны, манеры преисполнены врожденного благородства. Клариче едва взглянула на мужчин-Веспуччи, а Симонетту окинула взором оценивающим. «За стол! За стол!» — вопил шут, подпрыгивая на одной ножке. Сандро, еще раз поздравив с праздником хозяев, откланялся, извинившись и сославшись не совершенно неотложные дела.
Донна Лукреция сказала: «И правда, пора к столу». Усадила Веспуччи возле себя. Джулиано оказался напротив. Лоренцо чуть дальше… Угощение, конечно же, было отменным. Разговор — непринужденным. Лишь вновь приглашенные помалкивали или церемонно отвечали на вопросы донны Лукреции — по поводу купеческих связей торговой компании Марко с Миланом, Неаполем, Генуей…
— Вы ведь тоже родом из Генуи? — обратилась она к Симонетте.
— Да, — ответила та, уже подбирая фразы для непременного сравнения Генуи и Флоренции — в пользу последней, естественно. Но тут человек, которого Боттичелли при знакомстве назвал Полициано, громко спросил:
— Вы слышали, что произошло в церкви Сан-Фелипе?
— Нет… нет… а что?
— Вот я и хотел узнать. Неужели никто не побывал там сегодня?
— Что мы забыли у францисканцев? — бросил Кардиере.
— Нет такой пакости, в которой они не были бы замешаны, — поддержал его Луиджи Пульчи.
— Только дурачье ходит в Сан-Фелипе, — хихикнул шут, звякнув колокольцами.
— Ну-ну, Пулос, перестань, — урезонивающе произнесла донна Лукреция. — Даже при всей своей огромности Санта-Мария-дель-Фьоре не может вместить целую Флоренцию. Куда же идти остальным? И слава Всевышнему, что у людей разные вкусы.
Марко сидел нахохлившись. Америго заалел, будто его кипятком окатили. Он уже порывался вскочить и заявить этим господам, что слишком много на себя берут. Сер Анастасио поспешил опередить его:
— Прошу прощения, синьоры, но позвольте сказать… И у францисканцев есть заслуги! Хотя бы то, что приветили они такого мастера, как Брунеллески, дали ему возможность создать механизм, посмотреть на работу которого, равно как и на представление, стекается немало народа. И на Благовещенье мы предпочитаем слушать мессу именно в Сан-Фелипе.
— Ах! Это вы нас должны простить! — воскликнула донна Лукреция. — И не обижайтесь. Такие уж порядки завел Лоренцо, что каждый говорит здесь все, что взбредет ему в голову. Впрочем, я думаю, что это неплохо, если у людей имеется чувство юмора и не пересекаются границы порядочности. Но вы ведь не станете сердиться на Пулоса? На то и шут…
Лоренцо прервал извинения матушки:
— Так что же случилось у францисканцев? — И посмотрел при этом на Марко.
Но тому по понятной причине сказать было нечего. Америго демонстративно молчал, сер Анастасио собирался с мыслями, пауза затянулась, и спасать положение пришлось Симонетте. Тем более что, ощутив некоторую неловкость, она все же не сочла случившееся оскорблением, как Америго.
— О, господа, несчастье едва не произошло, но Бог миловал. Архангел Гавриил, то есть мальчик, его изображавший, коснулся огонька бумажной лилией. Вы, верно, знаете, он опускается из-под купола в окруженье множества лампадок? Цветок вспыхнул, мальчик оступился, испугавшись, стал падать, но уцепился за медный обруч. Впрочем, до земли уж было недалеко, и грозил ему разве что ушиб. Опасен был лишь огонь, но тут удача вступилась за нас: бумага сгорела мгновенно, ветка, видно, была сырой, а ангел уже висел над нами, изо всех сил задувая лампады вокруг себя…
— С тем и разошлись? — спросил Полициано.
— Нет, прошло несколько минут, и представление началось снова. На этот раз все прошло как по-писаному.