— Ну что ж, если очень нужно, — сказала Симонетта.
— Ах! Я знала, что добрее тебя нет на свете! — Она подскочила к подруге и с жаром расцеловала ее. — Спасибо! Тогда я помчусь добывать парик.
А вечером Америго сообщил отцу и Симонетте такую новость: организаторы шествия собираются изменить его привычный маршрут, и оно проедет по деи Серви, значит, мимо их дома. «С чего бы это?» — удивлялся юноша. А сер Анастасио сразу всполошился: это же весьма приятная ответственность! Надо спозаранку послать слуг за цветами, чтобы украсить окна, стены лоджии, выходящие на улицу. Следует завесить ее коврами. И где-то ведь был стяг с гербом Флоренции — укрепить его у входа. Он радовался: очень хорошо — не надо будет выходить в город; восседайте себе в удобных креслах, вынесенных в лоджию, и наслаждайтесь прекрасным зрелищем.
На следующий день Симонетта с горничной, экономкой и донельзя возбужденной предстоящим Леной склеили несколько бумажных гирлянд. Сер Анастасио помогал им советами и даже взял кисточку в руки, чтобы желтой краской обозначить сердцевинки ромашек.
И совсем уж перед сном Симонетта перебрала свой гардероб и остановилась на голубом с серебряной парчой платье, в котором была на обеде, устроенном Веспуччи в честь новобрачных.
А утром, едва стало светать, в доме началась суета: от цветочников доставили пышные букеты для украшения лоджии и охапку цветов подешевле, чтобы осыпать ими проходящих с шествием горожан. И конфет наготовили с той же целью. Окна протерли до блеска, герб вывесили… Тут и Сандро зашел за Леной — как всегда кутающийся в плащ, словно разгорающийся день обещал быть промозглым и ветреным. И они уехали, захватив короб с золотистым париком и белым платьем.
Теперь время стало тянуться бесконечно медленно — оставалось только ждать. Горничная, тоже не находя приложения жажде деятельности, поскольку последние пылинки были сдуты, а фартучек и чепчик сияли белизной, предложила причесать Симонетту по-новому, и та согласилась, чтобы занять время.
Едва закончили, вплетя в солнечные волосы белый цветок, как на подступах к дому раздались звуки музыки и веселый гул толпы. «Едут, едут!» — закричал из мансарды поваренок, отправленный туда «впередсмотрящим». Но и так уже сер Анастасио звал невестку в лоджию, где Америго, едва не вываливаясь за перила, старался разглядеть помост с Леной. Первыми шли музыканты в ярких народных нарядах. Свирели, дудочки, бубенцы, колокольчики — то свивали одну мелодию, то разбредались кто во что горазд, но это была веселая музыка праздника.
А за ними шествовала Весна. Вернее, везла ее на помосте, осыпанном белыми цветами, шестерка белых коней. Примавера счастливо улыбалась, кивала и махала зеленой веткой флорентийцам, выглядывающим из окон, теснящимся по краям мостовой. Повернувшись к дому Веспуччи, она послала всему семейству нежнейший воздушный поцелуй. И Америго закричал: «Вива Примавера!», поддерживаемый одобрительным смехом и приветствиями в адрес Весны. А та была безмерно горда триумфом. Но, кроме посвященных, никто не узнал в разукрашенной кукле Лену Лиони. Хотя, особенно издали, зрелище было чудесным: платье, посыпанное блестками, переливалось; малышки, окружающие богиню, усердно изображали бабочек и стрекоз; цветы все сыпались и сыпались на движущийся помост. А следом за Весной — Флора, Зефир и Борей; дальше — повозки с девушками-селянками. Ах, как хороши: распущенные волосы, зеленые ветки в руках, белозубые улыбки — предчувствие счастья…
Симонетта провожала их задумчивым взором, когда Америго воскликнул: «Вот и Медичи!» И точно — экипаж с Клариче и донной Лукрецией. Милая женщина с матушкиным именем, что-то сказав невестке, показала в сторону лоджии Веспуччи, помахала им платочком — видно, узнала Симонетту.
А донна Лукреция думала в тот миг: «Вот почему мой сыночек настоял на изменении маршрута…»
За экипажем, еле удерживаясь, чтобы не пуститься вскачь, следовала любимая лошадка Лоренцо — Морена. Седок в сине-золотом камзоле с благосклонной улыбкой внимал крикам: «Слава Лоренцо! Слава Сыну Солнца!»
Но что там? Какое-то замешательство… Джулиано Медичи. Он выезжает на своем арабском скакуне из праздничной процессии, сворачивает к дому Веспуччи, и с ним — Кардиере: поводья и гитара в одной руке, ударил по струнам… «Вива Примавера!» — теперь воскликнул Джулиано, но восхищение его было предназначено не аллегорической Фигуре Весны, а вот этой юной златовласке в богато убранной лоджии. Джулиано протянул ей букет чудных белых и алых роз, выращенных в теплицах Медичи. И Симонетте пришлось подняться. Кардиере во весь голос запел серенаду. Люди, окружающие Принца Юности, стали громко выкрикивать приветствия донне Симонетте — то ли они были подговорены Джулиано, то ли настолько любили его, что с радостью готовы были хоть чем-то услужить своему кумиру.