Симонетта и торопила приближение праздника, и побаивалась: Джулиано настаивал, чтобы при всем народе предстала она как его Прекрасная Дама. Его подруга? «Но как же?… Нет, я не могу…» — слабо отвергала она разные его предложения. Вовсе не хотелось ей участвовать в «живых картинках» и, устроившись на помосте, как Лена два месяца назад, застывать в виде аллегорической фигуры, будь то даже «Мудрость». И так было предостаточно внимания со стороны горожан. Приветствовали ее все встречные. Каково тогда было серу Анастасио иди Америго, идущим рядом, если их при этом просто не замечали? А ведь рано или поздно вернется Марк! Что тогда? Не лучше ли уже сейчас прекратить встречи с человеком, становившимся все необходимее? Сказаться больной, скрыться в загородной усадьбе Веспуччи. Но в голове все звенела и переливалась незатейливая песенка, сложенная Лоренцо Медичи, с таким припевом:
Ах, как невесты юны!
Но мимолетно счастье…
Смейся и пой!
Фортуна
бросит нас в одночасье.
Чем дольше оттягивала она решение, тем более поддавалась очарованию Джулиано, и все помыслы связывала с посещением палаццо Медичи, где бывала все чаще.
— Чем же, донна Симонетта, вы собираетесь заниматься в день Caн-Джованни? — спрашивал Джулиано. — Вновь станете кататься по городу в коляске со свекром?
— Наверное.
— Но в таком случае я буду следовать рядом. Просто не смогу удержаться от этого.
— Сер Анастасио не перенесет!
— Тогда я предоставлю вам свой экипаж, лично вам.
— С гербом Медичи?
— А что?
— Но мне нельзя забывать о гордости Веспуччи.
— Ну хорошо, я велю снять все гербы. Экипаж станет анонимным. Но я все равно буду скакать рядом. В родном-то городе я могу разъезжать, где мне хочется!
— О да, — вздыхала Симонетта, не зная, чего больше в ее душе — грусти ила радости. И согласившись, уже собираясь на праздник, все же раздумывала, какими словами сказать о своих планах серу Анастасио. Но тот опередил ее:
— Симонетта, — произнес свекор тоном холодно-равнодушным, — если не ошибаюсь, это тебя внизу ждет экипаж.
— Да? Наверное. Донна Лукреция сказала, что приглашает меня с собой. Но я пока не ответила ничего определенного.
— Ну и?.. Не хочешь же ты, чтобы я отослал экипаж обратно?
— Не хочу, — она прямо посмотрела ему в глаза.
Сер Анастасио вышел из комнаты, не вымолвив больше ни слова.
И спустя некоторое время вся Флоренция могла видеть Симонетту в открытом позолоченном экипаже, убранном белыми лилиями. А рядом с нею на белом скакуне гарцевал великолепный Джулиано. И не кто иной, как эта прекраснейшая из женщин вручала на лугу у Санта-Феличе призы победителям состязаний: клинок — лучшему танцору моресок, цитру, инкрустированную перламутром, — самому искуснейшему из музыкантов, и серебряный перстень с цепью — Анжело Полициано, затмившему всех стихотворцев-импровизаторов.
Горожане были свидетелями идиллического восхищения Принца Юности, уважительного преклонения того перед совершенствами дивной Симонетты, рожденной в генуэзском доме Каттанеа.
А вечером был устроен карнавал. И факельное шествие…
Полумаска, лиловый легкий шелковый плащ, приготовленный Джулиано для возлюбленной… Драгоценности почти все оставлены для сохранности в палаццо Медичи — и вот уже трудно узнать в горожанке Прекрасную Даму одного из великолепных братьев. Да и дела никому ни до кого нет. Веселье всепоглощающе. В кружке, образованном расступившейся толпой, заиграли флейта и виола. Джулиано, не выпуская ладони Симонетты, протиснулся поближе. Ах! Да это же затеяли танец факела и шляпы! Языки пламени метались в руках возбужденных факельщиков. Неверные отблески огня разрушали реальность происходящего. На площадку выходили по одному, и танцуя, словно приглядывались к окружающим. Но вот, наконец, партнер выбран, и пара, сделав несколько выразительных па, покидает светлое пятно-арену, скрывается среди полночных теней. Как и другие, нашедшие подруг, Джулиано, пригласив в круг Симонетту, танцуя, полуобнял ее, привлек к груди.
И хоть скрыты были их лица полумасками, а на голове Принца Юности позванивал колокольцами один из шутовских колпаков Пулоса, зря они думали, что остались никем не узнанными. Уж одни-то черные глаза так и впились в танцующих — Лена вместе с тетушкой и дядюшкой Лиони случайно оказалась в толпе у Санта-Кроче. И почувствовала она, будто оса ужалила ее в самое сердце. Что позволяет себе эта тихоня, жена Марко Веспуччи? В народе говорят, что нельзя две стены окрасить одной банкой краски. И богата, и при муже — все мало, любовника из княжеского семейства заполучила! Ну отчего одной — любые блага, а другой — пшик? В мастерскую Сандро и то тошно заглядывать: на каждом клочке бумаги — она, Симонетта! Доколе же?..