И наклонившись, заглянул под кровать, выволок дрожащего песика, замер на миг, раздумывая, что с ним сделать.
— Не бей, он же не понимает… — Симонетта еле вырвала поскуливающего Аморора из рук мужа.
— Как я теперь одену это? — Марко брезгливо поднял с пола белье.
— Успокойся, подожди минутку, я быстренько достану все свежее, а это завтра выстираем. Да и запаха почти не чувствуется.
Симонетта, выходя из комнаты, и маленького безобразника за дверь выставила — от греха подальше. Но это не спасло того от возмездия: Марко, уже одетый, по дороге к своей спальне пнул-таки щенка. И Симонетта, подобрав трясущегося малыша, долго успокаивала его, поглаживая и приговаривая невесть откуда взявшиеся ласковые словечки, пока ни уснула вместе с ним.
Со следующего утра она повела счет дням до поры, когда Марко уедет и наконец оставит ее в покое. Как она и предполагала, первую неделю муж самым деятельным образом руководил хозяйством. Еще несколько дней все чаще вспоминал про торговые дела, изучал конторские книги, привезенные с собой, что-то вычислял, уставясь в одну точку. Потом отправился в Сиену, в отделение своей торговой компании, для деловых переговоров. Симонетта сама выросла в купеческой семье и знала, как невыносимо было для отца «пустое» времяпрепровождение. «Купцы не ведают каникул», — любил приговаривать синьор Донато. И Марко, к счастью, оказался таким же. Вернулся из Сиены с массой планов. Но сообщал о них не жене, давая понять, что пока еще она не выслужила себе прощения, а управляющему. И Эрнесто вежливо кивал, соглашаясь со всем. Ему-то что? От хозяйской прибыли жалованья не прибавится. Лучше бы уехал в свою Флоренцию. Снова Эрнесто занялся бы личным огородом, а то он тут мальчишкой на побегушкax, а грядки в это время сорняками зарастают…
Еще два дня промаялся Марко, но это, правда, не мешало ему еженощно появляться в спальне супруги, причем, сначала убедившись, уснула ли Симонетта — чтобы досадить ей покрепче, что ли? К тому же щенка вместе с подстилкою он выставлял за дверь, и Амор-Амарор все норовил цапнуть обидчика за руку. Поэтому, услышав, что совершенно неотложные дела призывают Марко во Флоренцию, Симонетта постаралась сдержать радость, готовую выплеснуться в довольной улыбке.
— Ну что ж, — сказала она спокойно, — надо — значит надо. Помочь уложить вещи?
— Но ты останешься здесь!
— Я не против.
— Не знаю, забрать ли с собой Альдо, или пусть будет возле тебя, чтобы никто не мешал отдыху.
«Господи, как тоскливо все и как прозрачны его ухищрения, — думала Симонетта, — охранять не от воров и разбойников, а от желающих посягнуть на его честь, добиваясь моей любви…» Марко же, уверенный, что ждет не дождется она встречи с Джулиано Медичи и поэтому постарается избавиться от лишних надсмотрщиков, удивился ответу:
— Оставь Альдо, конечно. Хотя бы до приезда Америго с отцом.
— Да, — проговорил в раздумье Марко. — Но, к сожалению, и я без него не могу. Незаменимый помощник.
— Ну тогда пусть едет с тобой. Здесь все-таки -Эрнесто, повар, две служанки.
— Пожалуй, согласился Марко, решив, что дешевле ему будет добавить несколько флоринов управляющему, чтобы получше присматривал за Симонеттой и — если случится нечто из ряда вон выходящее — сообщил хозяину, чем мучиться, полагаясь на никчемных по сравнению с Альдо помощничков.
С тем и отбыл. До середины дороги в нем еще боролись два желания: одно — все же вернуться в усадьбу и глаз не спускать с жены, второе — быстрее добраться до конторы и окунуться в милые сердцу заботы, где все понятно и даже падение цен на сукно можно предвидеть заранее, и обернуть, казалось бы, неизбежные убытки себе в прибыль. Но путь был долог, сельский воздух напоен безмятежностью. Так что, подъехав к Флоренции, Марко уже убедил себя, что не столь уж прекрасна Симонетта и вряд ли кому взбредет в голову тащиться из-за нее за тридевять земель. Одно дело — рядом, в городе, здесь от соблазна не удержишься, другое — чуть ли не на краю Тосканы…
Следующим утром Эрнесто, не доверяя своим ушам, заглянул в комнату хозяйки. Эта бесстрастная — или печальная? — женщина хохотала словно девчонка, играя со щенком. И тот прыгал резвее обычного. Они пронеслись мимо остолбеневшего управляющего в сад, и уж оттуда доносился звонкий голос донны Симонетты:
— Амор, лови!
— Ну и чудеса, — покачал головой Эрнесто и вечером, рассказав жене о метаморфозах хозяйки, разрешил ей прийти в усадьбу. Кристине давно хотелось познакомиться с донной Симонеттой, порасспрашивать про жизнь в просвещенной Флоренции, но Эрнесто все говорил, что к госпоже не подступиться, и не лезь, мол, милая, к знатной даме со своими деревенскими манерами. Хотя от него только и требовалось, что представить Кристину, а дальше добрая женщина полагалась на свой умишко и жизненный опыт. Она вовсе не считала себя темной деревенщиной, пусть и не знала латыни.