Кристина — ах, золотые руки! — очень быстро выполнила заказ донны. По бледно-голубому шелку, словно по небу, летел ало-белый букет, брошенный Джулиано в лоджию его Примаверы. И белая лента, перевязавшая стебли роз, развевалась будто на ветру. И алые буквы горели на ней: «Аморе». Уж как хотелось догадливой Кристине хоть одним глазком глянуть на загадочного незнакомца, разыскивавшего милую донну! Жаль, что Симонетта не стала делиться сердечными тайнами с доброй Кристиной. Может, та посоветовала бы что. Но Кристина понимала — не из-за недоверия к ней молчит хозяйка. Такой уж характер. И жалела ее: боль, не разделенная с другом, со временем разбухает и мешает дышать.
— Я никогда не видела вышивки, красивее этой, — благодарно сказала Симонетта.
— Вы мне льстите. Флорентийские рукодельницы…
— О нет! И князья, и королевы с радостью залучили бы тебя в придворные мастерские, осыпали благами. Сколько я должна за эту дивную работу?
— Ни лиры, донна Симонетта. Это вам спасибо за множество узоров, что вы для меня составили. Вышивка — в подарок, от души…
— Ну хорошо, спасибо. Тогда и ты от меня прими оставшийся шелк…
Лена, действительно, провела лето во Флоренции, хотя могла бы попросить сера Анастасио, и он не отказал бы, пустил пожить в загородной вилле возле себя и Америго — к Лене давно привыкли относиться как к дальней родственнице, прибитой волею судьбы к их дому. Но ей надоела эта необязательность, ненужность: не гонят, но и не зовут. А в семействе Лиони в июле родился ребенок, девуля, крошка Аличе, и лишние руки очень были необходимы. Лена принимала в уходе за малышкой самое деятельное участие, и именно ей Аличе улыбнулась первой. Если б еще была уверенность, что Сандро страдает, не видя — бывшей? — подружки. Но проходила она как-то мимо «Четырех поющих павлинов» и увидела Боттичелли выходящим из таверны, а бойкая девчонка, дочка хозяина, льнула к Сандро и в лицо ему заглядывала, ловя улыбку. Ну и он тоже… А чего еще ждать от мужчины? Несколько дней прошло, но увиденная сценка все стояла перед глазами. Хотелось побыть рядом с ним, поболтать, просто так, пусть — как старым друзьям. Но и к старому другу, если давно не виделись, не заявишься без повода. Хотя отыскать повод — разве сложно для Лены? Подумала и припомнила, что остался у Боттичелли один из ее поясов, не дорогой, но все же… Почему б не забрать? И когда дневной жар начал спадать, не торопясь, направилась она к дому Сандро. Готовилась к равнодушной хмурости, и даже к тому, что на порог ее не пустит — если в комнате эта девчонка.
Сандро же встретил Лену добродушной улыбкой.
— О! Кто пожаловал! Заходи-заходи, пропажа моя! Как поживаешь?
— Все прекрасно.
Он, и впрямь, был ей рад. Как ни свежа и ни хороша дочка трактирщика, а нет в ней Лениной изюминки. Простенькая такая пташка. Только и радости, что всегда с собой еду приносила из папенькиных закромов и настаивала, чтобы Сандро, вокруг которого всегда паслись нахлебники, все при ней съедал до крошечки.
Боттичелли достал графинчик легкого, только что изготовленного вина, сухого сыра.
— Извини, не ждал гостей, побаловать тебя нечем.
— Я сыта.
— Но все-таки…
Милый приятельский разговор. И конечно же, Сандро бросил в поток общих фаз свой камешек:
— Что слышно о Симонетте?
— А мне откуда знать?
— Ну, может, говорили сер Анастасио, Марко…
— При мне — нет. Да и что ей сделается? Наслаждается прохладой и покоем. Подают, готовят для нее, убирают. Не то, что я, кручусь у Лиони.
— Тебя заставляют крутиться?
Лене было что ответить, но тут раздался стук в окошко. Оба подумали одно и то же: девчушка из таверны пожаловала. Сандро даже съежился: терпеть не мог скандалов. Лена с ненавистью взирала на открывавшуюся дверь. И этот ледяной взгляд встретил юного Пьеро, одежда которого, как ни старался он быть аккуратным, пестрела разными красками. Он топтался у двери в замешательстве, думая, что разрушил идиллию любовного свидания, переводил взор с женщины на Сандро. Но если она выглядела сердитой, то Боттичелли явно ему обрадовался.
— С чем пришел, молодой собрат? Неужто, снова за красками?
— Нет, — мотнул тот головой. — Козимо много добыл. Я хотел пригласить вас к себе. Закончил одну работу, никому еще не показывал. Побаиваюсь, вдруг что не так. Может, выберете часок, посмотрите? Если соглашусь с замечаниями, поправлю, прежде чем на суд сообщества выносить.
— А что твой наставник, Козимо?
— Опять уехал. Мне же ждать невтерпеж. После него только вам доверяю. Хоть скажете, готово или нет. Боюсь еще даже мазок добавить. Боюсь замучить картину. Как вы?.. — Нетерпение, предвкушение похвалы мастера светились в глазах мальчишки.