— Все же духовное превыше телесного, — задумчиво сказал Полициано. — И любовь не в силах долго владеть душою, если та бедна. Напротив, если душа богата, если стремится к совершенству, любовь может быть длительнее жизни…
Так текла беседа.
Приближенные Лоренцо и члены Синьории сходились в том, что подписание союзного договора с Венецией и Миланом следует отметить всенародным торжеством. Но чтобы подготовить его должным образом, нужно было время — хотя бы месяц. А приближалось Рождество — само по себе праздник веселый и долгожданный. Поэтому турнир-джостру решили отложить на конец января. Пока же актеры репетировали рождественские комедии, музыканты сочиняли мелодии на стихи Лоренцо, Полициано или Пульчи, а главы благороднейших флорентийских семейств гадали, пригласят ли их на торжество в палаццо Медичи.
Сер Анастасио был уверен: ради того, чтобы залучить Симонетту, и ему окажут честь. Так и случилось. Не только он — Америго, Джорджио и даже мессер Гвидантонио Веспуччи оказались в числе приглашенных. А ведь с последним сер Анастасио, пусть и был связан родственными узами, но не общался из-за давних разногласий относительно наследственных прав.
Сер Анастасио сразу же решил не идти на виа Ларга. Дядюшка Джорджио, прекрасно понимая брата, из солидарности с ним тоже отказался, сославшись на нездоровье. Америго терзался сомнениями: и хотелось, и знал, что никому там не будет нужен. Положился на совет отца. После некоторых раздумий они пришли к единому мнению: будет неприлично, если донна из их семьи предстанет на торжестве без сопровождения хотя бы одним родственником.
Симонетта перебирала платья, когда горничная внесла объемистую, но легкую коробку.
— Что это?
— Вам доставили из швейной мастерской.
— Но я не заказывала ничего.
Она подумала: уж не Марко ли в честь Рождества решил сделать ей подарок, оставив материю портным. И поняла, что не хотела бы этого. Не хотела ни тепла, ни даров от супруга. Чем ласковее был бы Марко, тем труднее было бы ей отодвинуть его от своей души, вина перед ним казалась бы явственнее. Нет-нет! Симонетта даже не подошла к коробке, но Анна, которой были неведомы терзания хозяйки, уже сняла крышку и ахнула от удивления и восхищения.
— Какая прелесть! Донна Симонетта, здесь письмо.
— Неверное, счет из мастерской.
— Нет, — сказала горничная, разглядывая бумагу, — не по-нашему что-то. Греческие буквы, кажется.
— Да? — Симонетта протянула руку к посланию и, прочитав первые слова, все поняла. Милый Джулиано, вроде бы от имени матушки, прислал наряд — как рождественский подарок, как свидетельство почитания и привязанности.
Анна выжидающе смотрела на нее. Скрывать не было смысла. Симонетта сказала:
— Это прислала донна Лукреция.
— Ваша матушка? Из самой Генуи?
— Ах, нет. Я говорю о донне Лукреции Торнабуони, матери Лоренцо Медичи.
— О! — только и смогла вымолвить девушка, руки ее потянулись к коробке в жесте прямо-таки благоговейном.
— Ну что ж, давай доставать, — сказала Симонетта. Новое платье — очень кстати. Бал обещал быть великолепным, и ей пристало ли выглядеть не равной Джулиано? А старые наряды, пусть и хороши, но их не раз видели друзья и родственники Медичи. Просить же обновы у мужа или свекра она не желала. И вот… Нежнейший голубой китайский шелк. Вышитые белые лилии украшают подол и рукава, банты из белых лент — словно легкие бабочки…
— Примерьте, донна Симонетта, оденьте прямо сейчас, — стала упрашивать Анна.
И поддавшись уговорам, Симонетта переоделась, удивляясь, как впору оказалось платье. Она улыбнулась простодушным восторгам горничной. И самой так удобно, ловко было в новом одеянии, что снимать его не хотелось. Но все же надо.
Только они убрали наряд, как вошла Лена. Последние дни она была особенно грустна и раздражительна. Вот и теперь спросила тусклым голосом:
— Ты поедешь на бал к Медичи?
— Да, — начиная чувствовать привычную вину перед Леной, ответила Симонетта.
— Значит, оденешь белое платье. Жаль. Я хотела попросить его у тебя на Рождество. У Лиони будет много гостей. А я одна — замухрышкой. Вот если б одеться, как на празднике Весны…
— Можешь забрать его, — прервала Лену Симонетта. — Оно мне не понадобится.
— Значит, ты будешь в красном?
— Нет. И знаешь, пожалуй, я подарю тебе белое.
— Но…
— Да-да! Забирай. Анна, неси его сюда.
— Спасибо. Я, право же, не ожидала. А как нарядишься ты? — все не отставала Лена.
Горничная уже раскрыла рот для ответа, но решила, что, видно, Симонетта хочет преподнести всем сюрприз, и смолчала, вынимая «наряд Примаверы». Но в этот момент Лена зорким глазом заметила кусочек голубого шелка.