К. М. А когда вы этот приказ получили?
М. Ф. Пятого числа. С пятого на шестое.
К. М. На отход?
М. Ф. На отход, занять новый рубеж. Но когда я уже подходил к Днепру, противник уже прорвал фронт Резервного фронта по Днепру. Значит, здесь уже оставаться было нельзя, противник уже находился восточнее, подходил к реке Вязьме. Поэтому я дал указание здесь не останавливаться и переходить дальше. И когда передовые части прошли, для меня становится ясным, что кольцо уже сомкнулось. Шестого числа я думал, что еще не совсем сомкнулось, а седьмого утром я уже окончательно убедился, что кольцо сомкнулось.
К. М. Как практически вы в этом убедились?
М. Ф. Разведка. Во всех местах тыкается разведка, нигде не может пройти.
В это время опять получен приказ отходить на гжатский укрепленный район, прорываться в направлении Гжатска. Командующему фронтом тоже было ясно, что противник окружил 19-ю, части 16-й армии, без управления, 20-ю армию; попала в окружение 32-я армия, которая была по Днепру и которая подчиняется, вливается в состав 19-й армии, и 24-я армия.
К. М. 24-я была левофланговой?
М. Ф. Левофланговой Резервного фронта.
К. М. 32-я правее была?
М. Ф. Нет…
К. М. Какая армия Резервного фронта еще была?
М. Ф. 43-я.
К. М. 43-я правее была 24-й или еще левее?
М. Ф. Левей.
И когда для командующего фронтом стало ясно, что эти армии попали в окружение, он отдает приказ, вернее, возлагает на меня руководство всей окруженной группировкой. 32-я армия, генерал Вишневский со своим штабом был все время у меня на командном пункте. С Ершаковым я держал связь только по радио.
К. М. А уже Конев имел право распоряжаться армиями Резервного фронта?
М. Ф. Видимо, уже имел к этому времени, потому что иначе он не мог подчинить мне 32-ю армию.
К. М. И 24-ю тоже.
М. Ф. И 24-ю.
К. М. И с ней вы связи не имели?
М. Ф. Не имел. Она откатилась, и, как после я узнал, командующий Ракутин был убит. Она быстро откатилась.
К. М. Я не мог никак выяснить подробности, так и не нашел концов, где убит Ракутин, как убит, ничего не знаю.
М. Ф. И никто не знает.
К. М. Все вышли. Член Военного совета вышел, начальник политотдела вышел, начальник штаба вышел…
М. Ф. Начальник особого отдела попал в плен. А из плена он бежал потом.
К. М. А он жив?
М. Ф. Не знаю. Мы с ним вместе попали в плен, с начальником особого отдела 24-й армии.
Связь была только с Ершаковым… У меня не было никакого маневра. Поэтому я не ставил себе задачу сгруппировать, а на широком фронте тремя колоннами, тремя группами наступал. И ни одна группа прорваться не смогла. Тут уж я окончательно убедился, что я попал в тяжелое положение. Я прошу помочь мне авиацией, снарядами.
К. М. Со снарядами уже плохо в это время?
М. Ф. Да…
К. М. А запас боекомплекта какой был?
М. Ф. Два боекомплекта.
К. М. А какой артиллерией вы располагали к началу?
М. Ф. У меня хорошая артиллерия была. 10-й полк гвардейский — минометов; 509-й и 874-й — полки противотанковой артиллерии; 311-й — пушечный артполк, 29-й корпусной артполк, 399-й гаубичный артполк, 44-й дивизион 302-го гаубичного артполка, 57-й и 8-й гаубичные артполки, 7-й и 8-й ОЗАД — отдельные зенитные дивизионы. Вот этого мало было, потому что авиацию нечем было бить. Буквально нечем.
К. М. С зенитками плохо было?
М. Ф. Два дивизиона на всю армию. Я даже на главном направлении не мог никого прикрыть. 111-й мотоинженерный батальон, 233-й, 302-й… отдельные саперные батальоны и 45-я кавалерийская дивизия.
К. М. Артиллерии было порядочно?
М. Ф. Артиллерии было достаточно. Мало было снарядов, вот в чем беда-то.
К. М. И подвоза не существовало уже с первого дня! Ничего не подвозили?
М. Ф. Смотрите, что получилось. Накануне я приказал сосредоточить основную массу боекомплектов в частях. Это мне помогло держаться на основной линии армейской обороны. А в это время послали получить со складов снабжения фронтовых, у меня были еще машины. Они получили еще два боекомплекта. Таким образом, у меня было два основных боекомплекта, и два я подвез в это время. Но когда у меня отобрали машины, я отправил 50-ю дивизию на машинах, — мне уже нечем было подвозить.