Написали опять, в ЦК написали. Вызывает следователь. А до следователя еще не дошло распоряжение. Когда Булганин со мной говорил, он поговорил с Хрущевым, и решили это дело изменить.
К. М. Это уже после смерти Сталина?
М. Ф. После смерти Сталина. Когда я был у Булганина, Хрущев через три-четыре дня ушел на Председателя Совета Министров Союза.
К. М. А до смерти Сталина ходить было бессмысленно.
М. Ф. Бессмысленно. Я им говорю, что Хрущев, он уже председатель Совета Министров, говорит: «Товарищ Лукин, все сейчас изменится». Я понял, что он дает мне надежду на то, что действительно изменится.
Видимо, распоряжение не дошло до партийных следователей. Они приходят, и им следователь говорит: «Вы опять в партию подаете!» — и начинает их опять жучить. Они ко мне. «Что ж ты, мать твою так, опять нас спровоцировал в партию подавать». Я в недоумении.
Вызвал меня этот Леонов, следователь.
К. М. В ПУР?
М. Ф. Нет, уже в ЦК, уже как член Контрольной комиссии ЦК. Он же был и председателем Конфликтной комиссии ПУРа. «Товарищ генерал, у вас три ордена?» Я говорю, да. «За Гражданскую войну?» Я говорю — да. «Кого же тогда в партии-то нужно иметь?» — «Ну, — я говорю, — это уж вам лучше знать, кого в партии держать». — «Ну вы посидите тут. Сейчас заседает Партийная комиссия, я схожу туда». Вы не бывали там, где Партийная комиссия?
К. М. Был.
М. Ф. Были? Узкий коридор такой, и по обе стены стоят стулья. Со мной сидит такой высокого роста, молодой, красивый парень. Лет так сорок пять, наверное, ему, не больше. Да и сорока пяти-то нет. Я говорю: «А вы чего сюда?» — «А я с целины». — «С какой целины?» — «Да вот бывшие „враги народа“, мы так друг друга называем теперь, когда возвращаемся, — с целины приехали». Я говорю: «За что вас посадили? Кем вы были-то?» — «В последнее время я, — говорит, — был секретарем Архангельского обкома. А до этого я был секретарем комсомола города Ленинграда. Киров меня выдвинул сначала на второго секретаря обкома, а потом ЦК утвердило меня первым секретарем Архангельского обкома». — «А за что же вас посадили, что вам предъявили?» — «Да мне, — говорит, — предъявили пустяковые дела. Первое — я хотел убить Кирова. Я им говорю, — как я мог хотеть убить Кирова, он же меня выдвинул, что же я, вместо него сесть хотел, что ли? А второе — это уже совсем никчемное: выдвинул командующего войсками в Верховный Совет. Так ведь вы знаете, не мы выдвигаем, а нам говорят — такой-то у вас должен пройти. Я бы, может быть, лучше провел бы какого-нибудь рабочего, доярку какую-нибудь, колхозника какого-нибудь, а мне приказали, я его и выдвинул. Ну вот мне и дали, я и был. Как был в летнем обмундировании, так и послали на лесоразработки. Ой, там и тяжело было, товарищ генерал, на лесоразработках!»
К. М. После войны, что ли, его загнали туда? Или в тридцать седьмом году?
М. Ф. В тридцать седьмом году это все было. А теперь только выпустили его. Или срок он отбыл, я не знаю, как это было. «Старшими начальниками были уголовники. Кормили плохо, морозы, снег вот так вот. Рубили лес. Норму я, конечно, не выполнял. Мало того — били. Я подумал — ведь в конце концов погибну я. И когда один раз подходит он ко мне, я не выполнил нормы, я чувствую, что он хочет бить меня… „Если ко мне подойдешь еще раз, я тебя зарублю. Вот топор у меня в руках. Зарублю! Мне терять нечего, я бессрочник. А ты погибнешь. С тех пор как рукой сняло. Нормы я не выполнял никогда“. Старался делать так, чтобы разогреться, но нормы большие давали, не выполнял. Я получал всегда не только свою пайку, а лишнюю пайку получал, как видишь, я ничего выгляжу теперь, прилично». Действительно, он выглядел ничего себе, прилично.
Пошел туда, его вызвали. Выходит оттуда, я говорю: «Как?» — «Знаете, по всем данным, партийный билет мне вернут. Куда пошлют, не знаю, все равно, но я чувствую, что партийный билет мне отдадут».
Рядом сидела женщина, старушка уже. Спрашиваю: «А вы за что?» Интересно все же узнавать-то, зачем народ приходит сюда. «А я, — говорит, — была учительница в Симбирске (или в Куйбышеве)». — «За что же вас посадили?» — «Да вредила в программных вопросах». «Вас арестовали?» — «Да. Сначала арестовали мужа». — «А муж кем был?» — «А муж был директором педтехникума. Сначала его посадили, а потом уже и меня взяли». — «И вы до сих пор не знаете, где он?» — «Не знаю».