ЖУРНАЛИСТ: Разумеется, поскольку последняя война уже принадлежит другой эпохе.
ТУЛЛИО: Здесь вы абсолютно правы.
ХРОНИСТ: Извините, синьор Туллио, еще один вопрос, после чего я вас оставлю в покое; когда вчера вечером вы принялись стрелять, у вас не проскочила в голове мысль, хотя бы на мгновенье, что такой оборот событий может привести к непредсказуемым, трагическим последствиям? Об этом вчера вечером говорили все, кто собрался возле магазина, в особенности, ваш шурин: он был буквально вне себя и кричал, что есть сил: «Он самый настоящий сумасшедший! Сумасшедший! Нас всех они могли перестрелять, как куропаток! Еще неизвестно, чем все это кончится для него!» Я старался успокоить его, но обуянный страхом, это было видно по его глазам, которые буквально выходили из орбит, он не хотел воспринимать никаких доводов. Более того, он сделал несколько заявлений.
ТУЛЛИО: Да?
ДЖУЛИАНА: Разве ты не знаешь, каким он делается, когда раздражен.
ХРОНИСТ: Нет, синьора, дело не в раздраженности. Его всего так и трясло от страха. Даже голос и тот у него дрожал. Если, хотите, я могу дать вам его послушать.
ТУЛЛИО: Послушаем, послушаем.
ДЖУЛИАНА: Не надо, Туллио, прошу тебя.
ТУЛЛИО: Ладно, не будем.
ХРОНИСТ: Я ухожу, синьор Туллио. Благодарю вас за то, что вы меня приняли. Счастливо и спасибо. (Выходит из палаты).
ДЖУЛИАНА: Извини меня, я выйду купить что-нибудь здесь поблизости и тут же вернусь.
ТУЛЛИО: Хорошо, до скорого. (Джулиана выходит из палаты и через небольшую паузу раздается стук в дверь). Войдите.
ПАОЛА: (Входит робко, улыбаясь) Я вас не побеспокоила?
ТУЛЛИО: Как только вы могли такое подумать! Проходите и присаживайтесь!
ПАОЛА: Какая хорошая палата, светлая. Вам, должно быть, здесь хорошо.
ТУЛЛИО: Да, она приятная. Вы синьорина Паола…
ПАОЛА: Бельтрами. Рана все еще вас беспокоит?
ТУЛЛИО: Немного, но я уже чувствую себя хорошо и спокоен.
ПАОЛА: Я это вижу, в вашем лице нет напряжения, вы даже кажетесь довольным… Я хотела бы побыть немного в вашей компании. Все газеты пишут только о вас. (Кладет на стул газеты, которые она принесла с собой, после чего протягивает Туллио один цветок, который тот принимает с благодарностью). Я учусь, но сегодня, после того, что произошло, я не смогла пойти в школу, и таким образом я пришла сюда. Пешком…
Совершив хороший бросок! Сейчас весна и светит солнце. Я шагала и думала о том, что случилось вчера вечером, и мне казалось, что всем нам удалось избежать самой настоящей катастрофы. Прохожие не замечали моих мыслей и спокойно вышагивали по тротуарам… а я смотрела на них, как на людей, вернувшихся с того света. (Начинает рыдать). Может, для вас это было не так ужасно…
ТУЛЛИО: Нет, это было ужасно и для меня. Я тоже потрясен, но, ради бога, не плачьте…
ПАОЛА: Не могу спокойно вспоминать те ужасные минуты… пистолет, приставленный к спине, затем дрожь в руках того парня, воришки… и ужасный страх, что он выстрелит… эта дрожь передавалась всему моему телу. Все было обострено до предела, но жизнь мне казалась такой милой и бесценной. А я была такой беспомощной…
ТУЛЛИО: Теперь все это в прошлом. Жизнь продолжается, не надо больше отчаиваться.
ПАОЛА: Но все могло кончиться гораздо хуже. Он мог выстрелить в вас, в меня, любого из нас.
ТУЛЛИО: Конечно, все могло случиться.
ПАОЛА: Но вы спасли всех нас, благодаря своему мужеству. Я так счастлива, что вы остались живы! (Меняет тон голоса и улыбается). А ваш компаньон… Один только бог знает, как он испугался! Стоял как вкопанный, застыв неподвижно, как паук… и был таким бледным, что почти сливался с цветом стены. Казалось, он был озабочен лишь только одним — как бы его невзначай не заметили!
ТУЛЛИО: А теперь, пожалуйста, больше не плачьте (протягивает ей платок). Все уже позади, более того, как только мне разрешат выйти отсюда…