Он рассказал Надин, что по-прежнему ведет киноклуб, но участников находить все труднее и труднее.
— Все уезжают.
— А на что ты живешь?
Секунду он размышлял, не соврать ли ей про сбережения в долларах, продажу машины или что-то в этом роде.
— По правде говоря, сейчас меня содержит мой тесть. Точнее, бывший тесть.
И в общих чертах описал свои отношения с Мартином.
— Я бы хотела с ним познакомиться, — сказала Надин.
— Не получится.
— Почему? Ты же сам говорил, Паулину он ненавидит.
— Он всех женщин ненавидит.
— Наверняка жена у него была сущая ведьма.
— Не знаю. Я обожаю старика, но видно, что он человек конченый.
— Он дает нам кров и пищу. Я должна заручиться его симпатией.
— Нам?
— Я шучу, дурачок, — сказала Надин, внезапно пустив в ход аргентинский акцент.
Улисес навис над ней, поцеловал и медленно отправился в путь по ее телу, словно по лесу, где царили разом все времена года, ведомый только кончиком собственного носа. Уловил на маленьких грудях запах палых листьев. Аромат рисового молока на внутренней стороне бедер. Осторожно развел руки — под ними пахло шкафом со свежевыстиранным бельем. Узловатые, истерзанные танцем ступни сверкали, как мраморные.
«Я брежу», — подумал Улисес.
В каждом поцелуе и в каждом испарении кожи Надин словно проступало безумие: оно покусывало Улисеса и не давало спать.
6
— Клаудия вернулась, — объявил Улисес.
— Кто? — рассеянно спросил Мартин, не отрывая взгляда от телевизора.
На прошлой неделе Улисес пропустил обязательный визит к Мартину и решил рассказать ему правду.
— Моя Клаудия Кардинале. Она вернулась.
Мартин взглянул на Улисеса впервые с его прихода, на несколько секунд перевел глаза на экран, произнес:
— Ни хрена себе! Ну, поздравляю, Улисито! — и выдал залп оглушительного хохота, из тех, что иногда кончались приступом удушья.
— Вы не против, Мартин?
— Чего это я должен быть против?
— Из-за Паулины, я имею в виду.
— Не дури, Улисес. Я тебя умоляю. Как ее зовут?
— Надин.
— Красивое имя. Француженка?
— У нее мама француженка.
— Когда приведешь познакомиться?
Надин не удивилась приглашению Мартина. «А что, если это какая-то уловка старика?» — думал Улисес. Но нет, быть такого не может. Про Надин никто не знает. Хотя один раз она приходила к нему еще до романа, когда он сдуру решил пригласить на вечеринку приятелей по культурному центру. Паулина позвала своих, из офиса, — их было больше, и они оказались громче. Две эти группы, словно похмельные футбольные команды, почти не пересекались. Каждая заняла свою половину поля и стала пасовать между собой. Вечером, когда гости ушли и они стали убирать со стола, Паулина ни слова не сказала про Надин. Да и ни про кого из друзей Улисеса. Только проронила:
— Отлично провели время, да?
— А то! — ответил Улисес.
Потом они пошли в спальню, погасили свет и уснули.
Но Мартин, продолжал размышлять Улисес, — человек могущественный. Паулина рассказывала — правда, без подробностей, — что он был связан с самим Чавесом со времен учебы в Военной академии. Отношения были двойственные, поскольку Мартин числился среди главных участников подавления попытки государственного переворота, устроенной Чавесом 4 февраля 1992 года. В девяносто девятом он вышел в отставку. В последующие годы Боливарианская революция завладела всеми сферами жизни в стране. После мятежа против Чавеса 11 апреля 2002 года и возвращения последнего к власти два дня спустя начались чистки в вооруженных силах, государственной нефтяной компании PDVSA и Верховном суде. Некоторых отставных офицеров они тоже задели. Но только не Мартина — ни тогда, ни после.
Откуда Улисесу знать, не организовал ли будущий тесть слежку за ним за несколько недель до свадьбы с Паулиной? Но даже если так, что мог увидеть предполагаемый шпион? До последнего времени их отношения с Надин ограничивались кофе в культурном центре в дни занятий киноклуба. И почти всегда вокруг было полно других преподавателей, ведущих мастер-классов и клиентов книжного магазина. Да, они обменивались сообщениями, в которых можно было уловить особый интерес, но ничего компрометирующего. Суть отношений крылась во взглядах. И лишних мгновениях объятий при встрече и прощании.
За неделю до свадьбы Улисес задержался после занятий. Генри, администратор, попросил его закрыть культурный центр, потому что самому ему нужно было на какой-то важный ужин. Улисес ждал, пока в соседней аудитории закончится пятничный семинар по поэзии. Кроме аудиторий, на втором этаже находился офис Генри. Там была полка с бухгалтерскими книгами и письменный стол с тяжелым монитором, на который поступали изображения с развешанных по всему центру камер.