Похоже, действительно никого… Но где же он тогда? Отступив на два шага, Ира почувствовала, как краска заливает щеки.
Хотя в квартире Сани было тихо, через стену она услышала доносящиеся из соседней квартиры звуки, от которых запылали уши. «Бесстыжие!» — мысленно возмутилась она, сердито зыркнув на соседнюю дверь.
Неясно было, злилась ли она на то, что услышала непристойные звуки, или просто срывала злость. Почему-то среди едва различимых звуков один женский голос показался ей знакомым. Правда, звук был слишком тихим, и Ира решила, что ей просто почудилось.
Раз Саши не было дома, она достала телефон и набрала его номер. Иначе просто не знала, как его найти.
В трубке раздались гудки, и в тот же самый момент из соседней квартиры донеслась мелодия телефонного звонка.
Ира почувствовала, как по спине пробежал холодок, в глазах защипало. Она с недоверием уставилась на дверь соседней квартиры.
Мы с Алисой были увлечены друг другом, когда внезапный телефонный звонок прервал наше занятие.
Раздраженно схватив телефон, я даже не посмотрел на экран и сразу рявкнул в трубку:
— У тебя лучше должна быть веская причина звонить в такое время!
За дверью раздался короткий звук, и связь оборвалась. Я нахмурился и только тогда взглянул на экран. Увидев последний входящий, вздрогнул. Почувствовал, как внутри все холодеет. Только не это…
С дурным предчувствием я торопливо натянул брюки и под недоуменным взглядом Алисы в несколько шагов оказался у двери.
Распахнув ее, я увидел Иру. Она стояла, запрокинув голову к потолку, отчаянно сдерживая слезы.
Худшие опасения подтвердились — внутри все оборвалось.
Услышав скрип двери, Ира опустила голову. Увидев меня полуодетого, она скосила взгляд в квартиру, где на кровати под одеялом лежала Алиса.
Слезы покатились по ее щекам. Ира смотрела на меня полными слез глазами, жемчужные капли одна за другой скатывались по фарфоровым щекам.
— Похоже… похоже, я не вовремя… — всхлипывая, с трудом выдавила она, прикусив дрожащую губу.
У меня сердце разрывалось! Глядя на рыдающую Иру, я чувствовал острую боль в груди. Не собирался скрывать от нее существование Алисы — Ира и так знала о Рине и других, этого было не утаить, но не мог представить, что они встретятся при таких обстоятельствах! Я растерялся!
Изначально планировал постепенно знакомить девушек друг с другом, по возможности избегая личных встреч. Так обычно поступали влиятельные люди, и я собирался перенять их опыт, но эта неожиданность застала врасплох.
— И… и тебе нечего сказать⁈ — воскликнула Ира сквозь слезы, видя, что я просто стою и смотрю на нее, даже не пытаясь утешить. Она не выдержала и разрыдалась: — У-у-у-у…
Ира развернулась к лифту, но я быстро схватил ее за руку и притянул к себе. Каким бы глупым я ни был, понимал — если сейчас отпустить Иру, потом ее уже не успокоить.
— У-у-у-у… Негодяй! Отпусти! Я все расскажу Анне Викторовне, пусть она тебя накажет! — рыдала Ира, колотя маленькими кулачками по моей груди. — У тебя уже есть я и она! Ты уже сделал со мной такое!
Услышав это, я замер, в груди защемило от противоречивых чувств. Я опустил голову, с болью глядя на рыдающую в моих объятиях девушку, чувствуя и вину, и нежность. От того, как сильно она цеплялась за меня даже сейчас, перехватывало дыхание — Ира сопротивлялась несильно, боясь, что если вырвется из моих объятий, то потеряет навсегда.
Я понимал — сейчас достаточно нескольких ласковых слов, пары правдоподобных оправданий, и она забудет об этом вечере. Но не хотел так поступать, потому что это было бы предательством — и по отношению к Ире, и по отношению к Алисе.
— Прости меня, — крепко прижимая к себе вздрагивающую от рыданий девушку, произнес я.
— Я не это хочу услышать! — она продолжала плакать, колотя меня по плечам, но с ее силой эти удары напоминали легкий массаж.
Я растерялся — не хотел лгать и причинять Ире боль, но не знал, как ее утешить. Вдруг я вспомнил слова, которые давно хотел ей сказать. Глубоко вздохнув, твердо произнес:
— Ты очень важна для меня.
Глава 8
Я нежно провел рукой по волосам Иры, стирая кончиками пальцев мокрые дорожки слез с ее щек. В том, как слабо она сопротивлялась в моих объятиях, в ее нежелании отпускать, читалась вся глубина чувств.
Несмотря на терзавшие меня угрызения совести, я не мог ничего изменить — выбор уже был сделан. Вместо того чтобы быть честным с одной и причинить боль остальным, лучше уж быть одинаково нечестным со всеми.