Выбрать главу

Развернув свёрток, женщина на некоторое время задержала взгляд на небольшом ножике.

– Вот, возьми, – протянула она его сыну, и тот сжал деревянную рукоятку, а она накрыла детскую ручонку ладонью. – Давай мы выцарапаем на дереве символ, и ты поклянёшься в том, что всегда будешь верен Богу, навсегда останешься Человеком и, что бы ни случилось, не потеряешь ни веры, ни человеческого достоинства.

И толстыми линиями они высекли на коре дерева причудливый символ, который любой другой мог счесть за неведомый иероглиф, но для них означающий бесконечную преданность и любовь к Всевышнему и готовность преодолевать любые препятствия, для них ниспосланными Им.

Смотря матери в глаза, мальчишка ожидал сигнал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Давай, – прошептала она.

И приложив к вырезанному символу пятерню, опустив веки, он тихо, но твёрдо произнёс:

– Клянусь.

Шли годы.

Мальчик вырос статным юношей, которому уже стукнуло двадцать лет. Но всё так же он продолжал жить с родной матерью. А её годами ранее охватил страшный недуг, из-за которого постепенно отказывали ноги, в конце концов лишив возможности самостоятельно передвигаться. Позже она и вовсе перестала чувствовать тело ниже шеи идо конца своих дней осталась прикованной к постели.

– Это просто ещё одно препятствие, посланное Им, – повторяла они тихим голосом. – Мы обязательно справимся с этим, вот увидишь.

Но с каждым месяцем отчаяние и усталость в ней возрастали – юноша видел это в потухающем взгляде.

– Да, – повторял он в ответ. – Мы справимся.

У них имелся собственный домашний скот – пара коров и курицы, имелся и небольшой огород, поэтому зачастую пропитания вполне хватало. Но временами юноше всё же приходилось выбираться в близлежащее поселение, если вдруг коровы переставали давать молоко, в том числе и в сухостойный период, да из желания или необходимости купить хлеб. И однажды вернувшись после такой вылазки, он обнаружил, что всё – стол, стулья, глиняные горшки и прочая немногочисленная домашняя утварь – в доме было перевёрнуто вверх дном, а мать, чьё лицо оказалось накрыто подушкой, бездыханно лежала под пропитанными кровью простынёй и одеялом. Подняв подушку, он увидел перекошенное лицо с закатившимися под веки зрачками и длинную глубокую рану на шее.

Отказываясь верить в произошедшее, он пытался растормошить женщину, окликал её, старался усадить в постели – и алая струйка проливалась ему на кисти да предплечья, – но та более не подавала признаков жизни.

Рухнув подле неё на колени, он горько и безудержно зарыдал. Сначала его охватила неимоверная грусть, которая слилась со страхом, а после – всепоглощающая ярость. И тогда он решил для себя: если это очередное жестокое испытание, то он его преодолеет. Преодолеет – но только после того, как расправится с тем, кто совершил чудовищное преступление против их духовно чистейшей семьи, против человечности, против самого Бога.

А пока он похоронил мать рядом с деревом, к которому она его давным-давно привела, к которому он потом время от времени возвращался и к которому ещё вернётся.

* * *

«Я их убил, – повторил себе юноша, невидящим взглядом смотря под ноги, и предрассветная роса разлеталась в стороны под его тяжёлой поступью. – Я их убил, и они сами в том виноваты. Они поплатились за свои грехи. И теперь я готов пройти испытание».

Каждый день, на протяжении полутора месяцев он бродил по ближайшим поселениям, стараясь не привлекать к себе внимание, делая вид, что просто наслаждается прогулкой, хотя от изнеможения мог в любую минуту повалиться наземь, а от преодолённых расстояний стёр ноги в кровь. Он внимательно прислушивался к каждому разговору, что улавливал его слух, пытаясь вычленить хоть какие-то зацепки, что могли бы указать на виновного.

И вот однажды, не в первый раз проходя мимо одного из домов, он услышал, как тихие мужские голоса во дворе обсуждают план будущей расправы над кем-то. Затаившись в кустах, юноша сидел и внимал, и от хладнокровных смакований подробностей по спине его пробежал холодок; он не мог поверить и принять, что только удовольствия ради люди готовились лишить жизней неких беззащитных стариков. Но всё-таки не было доказательств, что эти изверги – те самые, кто убил его мать. В конце концов, их жестокость могла одними только словами и ограничиваться. Однако вскоре мужчины переключились на воспоминание об убиении «старухи-отшельницы в полуразваленном доме», которой они перерезали глотку. И юноша понял, что нашёл их.