— Что было потом?
— Я продолжал работать, а затем взял отпуск и поехал в ставропольский санаторий для лечения: все знали, что ранее я переболел гепатитом. Позвонив домой, я узнал от жены, что сессия Верховного Совета дала согласие на приостановление моих служебных полномочий, возбуждение в отношении меня уголовного дела и взятие под стражу, посчитав при этом мое присутствие необязательным, что, опять же, противоречит закону.
— С подачи Генеральной Прокуратуры СМИ сообщили, что вы были в бегах, но вас поймали.
— Это чушь. Мой руководитель знал, где я и когда у меня заканчивается срок лечения. 27 февраля, когда я возвращался домой, в купе поезда опять вошла команда Савельева, у всех расстегнуты кобуры — как будто они поймали опасного рецидивиста. Привезли в Бобруйск, где ждал приехавший из Минска руководитель следственно-оперативной группы из Генпрокуратуры Козаченко. Продержав ночь в изоляторе временного содержания (ЛВС. — Авт.), меня под охраной Савельева повезли в Минск…
В следственном изоляторе КГБ меня ждала камера-одиночка, затем перевод в другую камеру — так называемую «пресс-хату». Хотя по моему положению сажать в одну камеру с уголовниками не имели права.
— И тем не менее пошли на это?
— Чтобы сломать. Они понимали: уголовники — у одного за плечами 15 лет отбытия срока, у другого — чуть меньше, как только узнают, кто я, начнут предъявлять претензии, пойдут разборки. Глядишь, и Клопов «расколется». К счастью, мы с ними нашли общий язык без мордобоя. Основной мотив моего содержания под стражей был таков: мол, я мог оказать воздействие на свидетелей, что препятствовало бы восстановлению истины в суде.
— Как ни пытались свидетелей «оградить от вашего влияния», а они все равно не поддержали версию предварительного следствия во время судебного процесса.
— Причем невзирая на угрозы государственного обвинителя Жингеля привлечь их к ответственности за дачу якобы ложных показаний. Ясное дело. Жингель выполнял в суде социальный заказ, его роль — «вытягивание» версии обвинения. Это естественно, поэтому он и оказывал давление на свидетелей. А как сработало следствие, рассказали и сами работники прокуратуры. Тот же зампрокурора т. Борисова Клещенок поведал суду: «Сижу в выходной день дома, звонит Козаченко и говорит: „Езжай на работу, так как придет свидетель с повинной“.» Не зря на суде 30 свидетелей один за другим отказывались от ранее данных показаний. Того же Овсянникова предварительное следствие «давило» тем, что 6-ым отделом против него возбуждено уголовное дело. Его на этом и взяли. Если человека в 9 утра вызывают на допрос, а в 18 выпускают, стоит ли удивляться, что на суде он говорил то, что меньше всего бы хотелось услышать Жингелю. Или другой «добровольный» свидетель — Фурсова. Она рассказала, как утром шла к дизель-поезду, но вдруг подъехал на машине Савельев и «пригласил» проехать вместе с ним.
— Михаил Петрович, на суде упоминалось о тех издевательствах и произволе, которые чинят в отношении подследственных в местах лишения свободы. Вы что, раньше об этом не подозревали?
— Почему же, мне, как судье, подсудимые рассказывали, как во время предварительного следствия из них «выбивали» показания. Верилось где-то процентов на 50, поскольку на все нужны доказательства. Когда сам оказался в камере с несовершеннолетними, своими ушами слышал, что они говорили после допросов. Рассказывали, как на малолеток надевают противогаз — это новая «мода» нынче пошла: перекрывают клапан, и ты трепыхаешься в наручниках, пока не «расколешься».
— Можно себе представить, что терпел «взрослый» контингент.
— Скажу однозначно, что к подследственным применяют меры не только психологического, но и физического воздействия. На «Володарке» в СИЗО, где при вместимости 1800 человек содержат четыре с лишним тысячи и люди спят в три смены, падают в обморок, особенно летом, из-за непроветриваемости помещений, рассказывали более страшные вещи. Не хочу называть конкретно один из РОВД г. Минска, где издеваются над людьми. Привозят, например, в подвал, завязывают глаза, поворачивают лицом к стене, перезаряжают пистолет и предупреждают: «Последний раз спрашиваю, будешь говорить правду?». Затем звучит выстрел в воздух. После этого ты готов уже подписать все, что от тебя потребуют.
Или другой дикий случай. После суда в «отстойник» (там же, на «Володарке») был доставлен подсудимый, избитый конвоирами. Когда его выводили из зала судебного заседания, к нему бросилась мать: старушка пыталась передать шоколадку и апельсин. Один из конвоя отшвырнул ее в сторону, и, когда сын попробовал воззвать к человеческим чувствам, мол, у тебя ведь тоже есть мать, зачем так грубо, ему быстро заткнули рот. Зажав запястья наручниками, бедолагу начали лупить дубинками по икрам и бедрам, после чего он ни сидеть, ни стоять уже не мог, а лишь стонал. Там к подследственным относятся по-скотски, и это еще мягко сказано. Самое страшное, что человек еще не признан судом виновным, но уже проходит все круги ада.