К графу с мольбой бросались люди, он теперь не соображал, кто актер, а кто нет. Должен был остановиться, но подумал, что нельзя. Нельзя, иначе он бы вмешался, стал драться. Пошел против того, что от него требовалось.
Плевать на роли, на кадры, на все плевать, лишь бы выбраться отсюда. Отвечать он будет потом.
Наконец преодолев все намеченные точки и выехав из деревни с противоположной стороны, Балдрон спрыгнул на землю и согнулся пополам, кашляя. У него кружилась голова. К нему бросились лекари.
- Прошу за нами, ваше сиятельство.
Его отвели в палатку, где оказали необходимую помощь. Звуки резни не долетали туда, только запахи. Много позже к Балдрону присоединился Аседан, с обожженной рукой и весь покрытый сажей и грязью.
- Что с тобой? – спросил более-менее пришедший к тому моменту в себя граф.
- Эти кони! Не боевые кони, а пугливые кобылицы! Ошалел, сбросил меня, и меня чуть не затоптали. И вот ты представляешь, есть же недоумки на земле?! Кому-то пришло в голову притащить эту машину прямо в бой и опробовать, эффектней будет, видишь ли? И какая-то бестолочь не нашла лучшего, чем полоснуть по ней мечом! Но он поплатился страшнее, чем я, господи, прости.
Балдрон выслушал молча, он не мог не счесть это за наказание, но вслух спросил:
- Ты в порядке?
- Да, в порядке, за исключением гордости.
«Куда еще пуще унижаться…»
Без ран со стороны организующих тоже не обошлось. Кое-кто из лицедеев-наемников и членов съемочной команды пострадал по неосмотрительности или случайности, и после того, как в деревне не осталось живых жителей, их препоручили под опеку докторов. Там-то и снимали Балдрона, милосердно оказывающего моральную поддержку страждущим. Эти съемки заняли особенно много времени, поскольку граф, совершенно ошалевший, никак не мог изобразить то, что от него требовалось.
Достигнув более-менее удовлетворительного результата, к глубокой ночи участники вернулись в лагерь.
Глава 39
Утром следующего дня всех собрали, чтобы показать некоторые кадры. Балдрон, совершенно обессиливший и уже не сопротивляющийся, на экран не смотрел, не моргал, безучастный ко всему, он превратился в какую-то оболочку себя. Когда все восторженно отозвались о его сцене с конем на дыбах, граф только зажмурился от унижения.
- Этот кадр поместим на передовицы газет, - сказал начальник съемок. Присутствующие единодушно закивали, даже Шакадал остался доволен. Он положил руку Балдрону на плечо, презрительная фривольность, и одобрительно похлопал. О том, что граф не во всем последовал плану, Шакадал не высказывался. Вообще он вел себя чрезвычайно приподнято, как будто пружинил на ногах.
Распустив заседание, Шакадал напоследок обратился к графу, который так и сидел на стуле неподвижно:
- Пойдем со мной. Расскажу тебе кое-что интересное.
Тот лениво поднял на него глаза, встал и последовал за наемником, едва волоча ноги. Тут же и Аседан подскочил и бросился за ними.
- А тебе чего? – хмыкнул наемник, бросив на него взгляд через плечо.
- Я бы предпочел находиться при вас, мало ли, опять подраться захотите, - бесстрастно сказал Аседан.
- Старый баран, - но возражать Шакадал не стал. - Ладно, все равно узнаешь.
Он привел их в свою палатку и жестом предложил присесть на лавку, а сам занял стул. Некоторое время стояла тишина, и графу даже показалось, что Шакадал что-то предвкушает, но у него не было сил размышлять об этом, граф предпочел дождаться, что сам наемник скажет.
- Прежде всего, знай, что ты исполнил свой долг, - произнес наконец Шакадал, голос его звучал сдержанно, хотя какие-то слова явно так и рвались из него. В чем тут было дело и чего он тянул?
- Не знаю, что я сделал, но точно не исполнил свой долг, - нахмурился граф.
«Будет издеваться? Конечно, будет».
- Можешь думать, как хочешь, я лишь пытался облегчить тебе душу. Впрочем, ты всегда был неблагодарной сволочью, - надменно вскинул брови Шакадал.