Частью сделки между богами и дьяволом, позволяющей держать его в узде, было то, что он отныне стал забирать к себе самые злостные души. Все это решалось на посмертном суде, но до Палат судилища еще предстояло добраться - на астральном плане души подстерегала всякая неупокоившаяся нечисть, в том числе результаты экспериментов некромантов и темных магов. Для защиты в пути и отправлялись ритуалы.
Аседан дал Балдрону освященную подвеску в форме совы из храма богини разума и маленький деревянный молоточек, тоже освященный, – талисман всех ремесленников Элисшары. Не совсем те атрибуты, но лучше, чем ничего.
Нехотя герцог вышел, оставив графа одного в пропахшем сосной шатре. Ему оставалось лишь помолиться.
Балдрон, по пояс обнаженный, еще мокрый, сел перед тлеющим костром, надев подвеску и держа молоточек обеими руками, и стал читать давно знакомые ритуальные молитвы, периодически касаясь лба амулетом. В одно мгновение он погрузился в транс. Раскачиваясь в такт своим бормотаниям, он вдруг ощутил, что болезненная взбудораженность и возбужденность, которая неосознаваемо сковывала все его тело, стала проходить.
Граф уже видел свет и облака. Предвкушал невероятное окрыляющее чувство освобождения. Он жаждал покончить со всем разом. Ему действительно пора была двигаться дальше. В этом мире ему больше не было места.
Он видел всю свою жизнь, все свои поступки, все прегрешения, и каялся, каялся… по лицу текли слезы, смешиваясь с потом. С солью он освобождался от земных оков.
Возвращаясь в себя, граф услышал за полотнищем палатки какую-то возню. Он встал, накинул на себя плед и выглянул наружу. Там Аседан, раскинув руки, отважно защищал от недовольного Шакадала вход в шатер. Повсюду его обступали наемники.
- В чем дело? – спросил граф, прикрываясь полотном шатра и щурясь от света. Шакадала бегло оглядел его. Хоть в повседневной жизни о богах мало кто думал, люди помнили про их существование, и в моменты переходных периодов, рождений, браков и смертей, большинство поневоле охватывал суеверный страх. Потому генерал наемников с какой-то нервностью прочистил горло, решительности в нем поубавилось, и он сдержанно понизив голос напомнил:
- Если ты закончил и готов, нужно начинать.
Граф глянул на Аседана. Тот все хмурил брови, не опуская рук – защищал его.
- Я сейчас приду.
- Как ты решил…? – Шакадал не закончил: говорить вслух он не решился из-за тревожащей мысли о ритуале. Внимание богов, привлеченное к очистительной процедуре, волновало наемника больше, чем предстоящее преступление. Убивать без предупреждения небес во всех смыслах было сохраннее, но свидетель, Аседан, мог ухудшить ситуацию своими жалобами в святых домах, если бы Шакадал не позволил провести оградительную службу.
Конечно, убийцей выступал не Шакадал, но главное было состояние самой жертвы. То, на кого она держала зло. А на Аседана граф не обижался. Поэтому Балдрон улыбнулся, глядя в спину Тафета.
- Аседан все сделает.
Это позабавило наемника.
- Падешь от руки вассала-предателя? Как символично.
Герцог мигом вскинул на него гневный взгляд, но Балдрон ободряюще положил другу руку на плечо и спросил Шакадала:
- Что от меня требуется?
- Ничего. Мы все сделаем сами.
- Тогда я предпочту умереть на холме.
- Ни минуты без пафоса? – криво усмехнулся Шакадал.
«Хочу увидеть дело своих рук».
- Возьми свой меч, - обратился граф к Аседану, и тот бросил на него ошалелый взгляд через плечо. - Пусть будет традиционно.
Они вдвоем зашли в палатку, пришлось поддерживать герцога, пока он ковылял к своим вещам в поисках меча. Его откровенно лихорадило.
- Аседан, - позвал Балдрон. Тот поднял влажные глаза. – Будь стойким, не давай ему повода насмехаться над тобой.
- Ага, легко сказать, - промямлил герцог. Лицо у него зеленело.
- Тут надо проветрить, - улыбнулся граф, переодеваясь.
- Ага, - шмыгнул носом герцог, он искал меч, но руки не слушались.
- Вспомни свою вчерашнюю сдержанность. И смирение. Это ты должен меня успокаивать, а не я тебя.