- Дедуля, - тихо простонал Лодрик.
Балдрон же планировал, как поймать этого человека и обо всем расспросить, в том числе о причинах, побудивших пойти на предательство короны.
Затем граф воочию узрел и самого Корунда, а с ним наемников, рассредоточенных по залу. Они одевались в одинаковую синюю форму, а не обычное разномастное тряпье, и имели на груди герб дома Цаворта, но сколько ни причесывай бандитов, а наружность выдавала их сущность. Страшная пародия на гвардейскую институцию. Балдрон недовольно оглядел их и затем вернулся к их лидеру.
Цаворте было около тридцати. Статен, весьма недурен собой: русоволосый, с яркими ореховыми глазами на лице с тонкими, но мужественными чертами. Если бы только не эта лисья улыбка… С первого взгляда она зародила у Балдрона лютую неприязнь. Одевался Корунд дорого, но подчеркнуто просто, «по моде»: в черный бархатный камзол с золотыми пуговицами, кожаные брюки и военные ботинки. Он не походил ни на военных вокруг него, ни на купцов. Щеголь, решивший ради эксперимента покорить мир.
Рядом с Цавортой маячила молчаливая тень, по впечатлению один из самых неприятных на памяти Балдрона людей, как будто призванный оттенять хозяина. Граф сразу понял, кто это: начальник всех наемнических отрядов Корунда – Шакадал. Ни имени, ни фамилии, только кличка. Высокий и массивный атлет с совершенно мальчишеским лицом. Явный недостаток для военачальника, сглаживаемый лишь заметными следами битв на его лице. Больше всего выделялись глаза – непроглядно черные, демонические. Этот Шакадал стоял за всеми захватническими идеями и планами, судя по доносам.
Корунд беседовал с жителями Сердцевины, скорее всего, банкирами или торговцами - их тоже выделяла одежда – своеобразная, даже если они не были магами. Тут же теснились заместители из нескольких княжеств, примкнувших к Корунду или сдавшихся в результате завоевания. Их воля теперь зависела от его, и они старались держаться подальше от королевских делегатов. Присутствовали, видимо, для пущей внушительности.
В череде бесед до открытия заседания Балдрон намеревался-таки добраться до главы Дэлсавара, но танец-погоня по залу поставил графа лицом к лицу с самим Корундом, один на один без посторонних, чего, похоже, Цаворта и добивался.
- Милорд, рад видеть вас. Я надеялся, что кто-то из вашей семьи успеет прибыть, хотя рассчитывал, что это будет генерал Алмазан, может быть. Я его давний поклонник, - обращение «лорд» водилось только у жителей Вольных просторов. Подчеркнутое благодушие, с которым держался этот человек, вызвало у Балдрона с трудом подавляемую кислую мину.
«Только Алмазану делать нечего, как разводить с тобой беседы».
- Сожалею, граф Цаворта, что разочаровал вас.
Корунд криво усмехнулся:
- Как вы знаете, король лишил меня титула и владений за мой маленький бунт, так что я теперь не граф. Но полагаю, возможно, это к лучшему, что здесь именно вы. Надеюсь, вы будете менее предвзяты на мой счет, поскольку никакого прямого вреда от меня не претерпели.
«Чего вы добиваетесь?» - хотелось спросить графу, и в этот момент секретарь заседания объявил о готовности начинать встречу. Участники, прервав беседу на полуслове, стали рассаживаться. Балдрон постарался отделаться от послевкусия беспардонности, но все время непроизвольно возвращался к фигуре на противоположной стороне.
Первое время беседа шла как и было задумано, пока Корунд молчал, и это вселяло надежду. Но затем, когда Цаворта начал работать на публику, граф поймал себя на мысли, что они уже не сами идут, а их ведут. И тут Балдрон всерьез заволновался. Лидер мятежников умел работать словами, вывернуть мысль так, что она теряла первоначальный смысл. Выводил собеседника на опровержение своих же собственных слов.
О чем говорил он сам? Да ни о чем. Похоже, его тактика скорее состояла в том, чтобы заставить противную сторону усомниться в самих себе. Смущение и непонимание – вот, что испытывал граф, пока слушал выступление Цаворты, и глянул на свое окружение. Многие чувствовали то же и переглядывались. Балдрон рвано мотнул головой. Раздражение копилось в нем, он чувствовал, что идет в ловушку. Нужно было собраться, остановиться и все обдумать. Умелая и быстрая беседа, игра, в ней все было не так. В груди у графа зудело. Запутанный, от злости Балдрон терял собственные связные мысли, ему приходилось работать на опровержение чужих.