– Сумасшедшая? – округлил глаза Синан.
– Ну, не совсем, конечно, – хихикнула медсестра. – С ножом за людьми не бегает и королевой Испании себя не называет. Но с головой у нее беда, это уж точно.
Синан откинулся на спинку кровати. Такого он не ожидал. Непонятно было, насколько можно доверять словам этой сплетницы. В самом ли деле Таня не в себе, или это обычная враждебность к чужакам?
– А… в чем это выражается? – аккуратно спросил он.
– Да вы сами на нее посмотрите повнимательней, – хмыкнула тетка. – То сидит, молчит, смотрит в никуда. И дооолго так может. Как будто проваливается куда-то, в другой мир.
– Ммм… – неопределенно протянул Синан, не зная, что сказать.
Задумчивость сама по себе, конечно, никак не свидетельствовала о сумасшествии.
– То вдруг как с цепи сорвется, веселая, заводная, тормошит всех, смеется. А потом опять. Я как-то раз захожу в сестринскую, смотрю – сидит, плачет. Да так горько, будто умер у нее кто. Спрашиваю: «Ты чего? Дома что случилось? Или тут, на работе?» Головой мотает.
Синан, боясь нарушить поток слов, которым прорвало медсестру, только размеренно кивал.
– Картинки какие-то чирикает где попало. Однажды отчет разрисовала, вы представляете? Да все какими-то девушками. Старшая смены так и ахнула – это что? Да как же так? Она покраснела, говорит, простите, мол, я задумалась. И сама потом по новой перепечатывала. Это как, по-вашему, нормально?
– Нет, нет, конечно, нет. Надо же… – отозвался Синан.
– А еще небылицы рассказывает. Как-то сидели мы во время перерыва в сестринской, по телевизору новости показывали. Какого-то чиновника из России, может, депутата, который для чего-то с визитом в Турцию приехал. А она смотрит в экран этим своим стеклянным взглядом и вдруг говорит: «Татуировку свел». Мы спрашиваем, какую, мол, татуировку. А она и объясняет, что у него все руки якобы в татуировках были – и на груди что-то, я не совсем поняла. Купола? Собор, в смысле, что ли? Мы спрашиваем, а ты откуда знаешь. А она так плечом повела и говорит: видела. Вроде как намекает, что этот чиновник не раз перед ней голышом ходил. Типа любовники они, что ли, были в былые времена. Ага, так я и поверила. Никого получше медсестры не нашел.
Она вдруг спохватилась, что наболтала лишнего, и испугалась:
– Вы только не говорите никому.
– Ну что вы, я же пообещал, – заверил ее Синан.
А когда старая сплетница ушла, задумался. Мысль о том, что Таня может рассказывать неправду, но совершенно искренне в нее верить, до сих пор не приходила ему в голову. Эта неприятная тетка, конечно, наговорила с три короба. Понятно, что большая часть ее болтовни была вызвана личной неприязнью к красивой молодой женщине, которую любили больные. И все же, все же… В Тане действительно было что-то странное. Про таких обычно говорили «не от мира сего».
Ночью, когда она уже привычно вошла к нему в палату, Синан следил за ней глазами особенно пристально. Мягкие плавные движения, нежная улыбка, и этот взгляд – как будто бы всегда слегка отсутствующий.
– У вас остались фотографии дочери? – неожиданно спросил он.
Таня вздрогнула.
– Только одна.
– Можете показать, – попросил Синан.
– Да, у меня есть скан в телефоне.
Она достала мобильный из кармана халата, поводила пальцами по экрану и развернула его к Синану. Снимок был очень старый, снятый полароидом, нечеткий. К тому же качество явно пострадало от сканирования. Различить худенькую девушку с улыбчивым белокурым младенцем на руках, конечно, было можно. Но понять, Таня ли это, не удавалось. К тому же, – подумал вдруг Синан, – даже если это действительно она, это ничего не доказывает. Мало ли, с чьим ребенком она могла сфотографироваться.
– Спасибо, – кивнул он.
Таня спрятала телефон, спросила:
– Как вы сегодня себя чувствуете? Доктор говорил с вами?
– Говорил, – хмуро бросил Синан. – Сказал, что для того, чтобы встать на ноги, я должен этого захотеть.
– Он прав, – кивнула Таня. – Я знаю, это сложно. Но нужно двигаться вперед.
– Вы, наверное, лучше всех знаете, как заставить себя это делать? – он пристально взглянул на нее. – Расскажите, как вам удалось? Что вами двигало? Почему после всего, что вы пережили, вы не сломались, остались такой стойкой и вместе с тем доброй, милой, приветливой, великодушной?
– Я… Я не знаю, – растерянно протянула Таня.
Кажется, ее смутил его сегодняшний необычный тон.
– А я думаю, знаете. Просто не хотите говорить, – настоял он.
– Ну хорошо, – призналась Таня. – Я все время представляла себе, что однажды снова встречусь с Асей. Что она увидит меня и… Понимаете, ей не должно было быть стыдно за то, какая у нее мать.