– Алина, конечно… – повторила за ней Таня. – Это все не важно, как бы тебя ни звали… Смотри, у меня есть фотография, рисунки… Ты точно такая, как я тебя представляла.
Она выбежала из комнаты и тут же вернулась, словно боялась, что Алина исчезнет. Взмолилась:
– Подожди секунду. Подожди, пожалуйста!
Снова выбежала и через минуту вернулась с тонкой папкой. Рванула на себя кнопки, и из папки повалились рисунки – тщательные и поспешные, небрежные. Сходство, как теперь видел Синан, было поразительным. Алина глядела с каждой страницы. Смеялась, хмурилась, сидела задумавшись, читала книгу, спала, свернувшись на диване. Девочка перебирала рисунки со странным выражением лица. Заметно было, что и ее потрясло, как похоже Таня изобразила ее, не видя. Но, казалось, это ничуть не радовало Алину, скорее озадачивало и напрягало.
– Расскажи мне, расскажи, – поднося ее руку к груди, говорила Таня. – Что ты любишь? Чем живешь? Кем хочешь стать? Мы столько времени с тобой потеряли… Но теперь его будет достаточно, никто нас больше не разлучит.
– Послушайте! – наконец перебила Алина, будто не выдержав всего этого обрушившегося на нее потока. – Я верю в вашу историю. Тем более что Синан-бей выслал отцу результаты расследования, подтверждающие ее. Я готова допустить, что пятнадцать лет назад родилась у вас, а после меня украли и передали на удочерение турецкой семье. Но… я просто пытаюсь понять, чего вы теперь хотите?
– Чего я хочу? – оторопела Таня. – Быть с тобой, любить тебя, заботиться… Ты же моя дочь. Я только об этом и мечтала всю жизнь. Мы можем сделать ДНК-экспертизу, чтобы у тебя не осталось сомнений.
– Но вы же взрослый человек, – с легким раздражением возразила Алина. – Вы понимаете, что я люблю людей, которые меня вырастили. Их я и считаю родителями. Я не могу просто так, по щелчку, проникнуться к вам, даже если когда-то там вы меня и родили. И никакая экспертиза на мои чувства не повлияет. Я вас не знаю. Вы мне чужой человек.
– Алина, полегче! – одернул девчонку Синан, увидев, как дернулось лицо Тани, какая черная бездна отразилась в прозрачных глазах. – Проявите понимание…
– А по отношению ко мне его кто-нибудь проявил? – дерзко отозвалась девочка. – Меня кто-нибудь спросил, хочу ли я узнать, что мои мама и папа были мне не родными? Что меня родила какая-то русская девка непонятного поведения, потом потеряла, а теперь вдруг решила заявить на меня свои права? Никому это не было интересно. Меня просто поставили перед фактом. По-моему, я имею право знать, какая у вас цель. Чего вы, собственно, добиваетесь.
– Я просто хочу быть рядом… Хочу хоть как-то попытаться восполнить все, что недодала тебе за эти годы. Асенька… – шептала Таня, глада на дочь полными слез глазами. – Прости, Алиночка…
– Интересно, каким образом? – хмыкнула Алина. – Вы, если я не ошибаюсь, медсестра по профессии? Как по-вашему, вы действительно сможете дать мне больше, чем мой отец-коммерсант, владелец крупной сети гипермаркетов? А чего, если не секрет? Жизни в чужом углу? Бедности? Экономии?
– Я… Я… – окончательно растерялась Таня.
– Вот что, – решившись на что-то, заявила Алина. – Мне нравится моя жизнь. И я готова бороться за то, чтобы она у меня осталась. Мне правда очень жаль, что с вами произошла такая история. И я хочу вам помочь. Давайте договоримся полюбовно. Если вы пойдете в суд, начнете что-то там требовать, предупреждаю, я заявлю, что не желаю вас знать. И суд к моим словам прислушается. Поэтому лучше не будем доводить до такого. Послушайте, сколько вы хотите, чтобы не обнародовать всю эту историю? Я поговорю с отцом, он заплатит отступных, сколько скажете. Только при условии, что вы не будете больше вторгаться в нашу жизнь, предъявлять права на меня и так далее. Сколько? Назовите сумму!
Таня, бледная до синевы, совершенно раздавленная, силилась сказать что-то, но слова не шли у нее с языка. Казалось, она вот-вот не удержится на краешке дивана и рухнет на пол, туда, где рассыпанные по ковру лежали ее рисунки. Образы несостоявшейся жизни.
Синан понял, что пора брать ситуацию в свои руки.
– Я прошу вас уйти, – сурово обратился он к Алине. – Вы… – он покосился на Таню и понял, что не стоит при ней называть Алину всеми теми словами, которые так и рвались с языка. – Вашей матери тяжело все это слушать. Уходите. Могу вас заверить, никаких прав на вас она заявлять в суде не будет.
Алина поднялась на ноги и независимо дернула плечом.
– Чего ради тогда было все это начинать? Не понимаю.
– И не поймете, боюсь. Пойдемте.
Синан взял ее за локоть и едва не силой повел к выходу из комнаты.