Выбрать главу

«Что бы ни случилось, держи осанку и сохраняй ледяную маску спокойствия. Тогда никто не сможет тебя ранить. Во всяком случае, ни одну твою царапину не увидят!» — это и был слоган Евы на весь период ее карьеры.

Но есть еще один важный факт: когда ты сам не уделяешь своим проблемам должного внимания, то и окружение их ни во что не ставит. Ошибочно полагая, что ей удалось мастерски скрыться за ширмой, она и не подозревала, что остальные просто молча переглядывались.

Молча, потому что молчала она. Молчала она, потому что молчали они. Фраза «Is it better to speak or die?»* приобретала новый смысл. (прим. автора: слоган фильма «Назови меня своим именем».)

Еву подготовили к съемкам: нарядили в приталенное вечернее платье бежевого оттенка и нанесли прилагающийся к образу легкий макияж. Девушки работали быстро, поскольку Ронан тратила все свои силы на желание поскорее избавиться от их компании и уединиться дома, лежа на кровати и бесцельно думая о будущем.

Наверное, так бы и случилось, однако произошло кое-что непредсказуемое.

Подготовившись, Ева устремилась в студию. Она невесомо шагала по коридору на высоких каблуках, окруженная объемным шлейфом и с затуманенным разумом. В ее глазах отражалась искра, уверенность в себе — именно поэтому с ней и любили работать. На прямую спину спадала речушка светлых волос. Взор был ясным до самого дна, он расцвел кораллами и тропическими водорослями. Тонкое до синевы тело можно было сравнить с мрамором.

Она соткана из искусства. Она и есть искусство — фальшивое и все же отнимающее речь.

— ...Думаешь, это правда?..

— А зачем ей врать?

— Ну, мало ли... Я как-то слышала, что он ей отказал...

— Ее отношения с Клейманом действительно странные. Потому я и верю...

Ева застыла. «О чем они говорят?» — завертелась в голове мысль, когда живот скрутился в узел необъяснимой тревоги.

— Но ведь, — робкий девичий голосок встал на защиту, — мисс доброй души человек... Как она могла толкнуть его под машину?.. Никогда не поверю!

— А что, если она совершила преступление? — Второй голос принадлежал женщине более зрелого возраста. — Ты только подумай, это многое объясняет: она сюсюкается с Диланом, словно с дитем малым, таскает его по встречам, знакомит со всякими шишками...

— Но...

— Ну на черта ей сдался этот калека, если не из-за страха?..

Сплетни потонули в убаюкивающей волне. Об этом инциденте знали лишь двое: Ронан и Клейман. Охотник и жертва. Если первый молчал, значит, заговорил второй. Она не хотела верить...

Ронан прошла вперед, юрко проскользнув через дверь, — да так, что сплетницы вздрогнули от неожиданности. Обе отвечали за декорации. Обе были не на шутку напуганы.

— Голубки, милые, — натянуто улыбнулась Ева, — я всякое слышала о себе и о Дилане, но чтобы строили настолько чудные догадки... — С ее губ слетел смешок. — Впервые слышу подобную чушь. Кто же вам наплел этот бред?

Работницы изумленно переглянулись. Ева терпеливо ждала. Секунды тянулись медленно, словно налитые свинцом. На кончике языка вскипело пламя. Однако, прежде чем оно вырвалось бы наружу, испепелив двух куриц, она ждала ответа. Любого, кроме...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ваша соперница.

— Мэвис? — тихо выдавила из себя Ева. В горле поскребли наждачной бумагой.

— Верно.

«Откуда?» — задумалась она.

Одна из девушек, будто прочитав ее мысли, выдала:

— А что, вы разве не в курсе?

— Ты о чем?

Собеседница сглотнула, опасливо посмотрев на нее исподлобья. Недобрый знак.

— Вчера во время интервью Мэвис призналась, что у нее с Диланом Клейманом роман.

Глухой ужас вмиг затопил ее в тотальном непонимании.

— Ты слышишь себя? — Голос Евы наполнился жесткостью, чему она сама поразилась. — Что ты несешь?

Грань между самоконтролем и желанием выплеснуть эмоции истончилась до еле различимой линии. Чем дольше работницы взирали на нее, тем ожесточеннее у Ронан чесались руки.

Но она сдерживала свои пороки в узде. Пока что.

Новые мысли нахлестывались на старые. Тревога ввинчивалась в кости. Стойкий солдат пал в ней окончательно, когда ей передали в руки телефон со статьей о Мэвис. Ронан обмякла, точно увядающее растение.

Эти слова острыми лезвиями кромсали ее плоть изнутри — «мой возлюбленный», «красавец Дилан», «мы с моим парнем», «любим друг друга», «свадьба, надеюсь, не за горами»... Глаза медленно застилала тонкая вуаль из слез, однако Ева оказалась сильнее. Прикусив щеку чуть ли не до крови, она спросила то, что мучило ее больше всего: