Думала и все чаще понимала, что с каждым новым показом не в силах себя сохранить. Уж такая непутёвая из нее вышла модель. Ну и человек тоже.
Примерка закончилась ближе к вечеру. Оставшееся время девушка уделила совместным с Итаном обязанностям, пробежалась по плану на ближайший месяц и заранее отметила выходные, чему менеджер неподдельно удивился. Дело в том, что Ронан отталкивалась от графика своего возлюбленного, тем самым сотворяя из подобной мелочи целую эпопею. Однако, вопреки всем ожиданиям, девушка обошлась без шквала звонков и его одобрений.
— Ты что — наизусть выучила распорядок своего ненаглядного?
Ева неловко улыбнулась. В глазах отразилось непонимание, и Итан пояснил:
— Просто ты всегда перетираешь тему нерабочих дней с парнем, а тут...
Ронан выдала протяженное: «А-а!», не зная, следует ли держать Итана в курсе. Их связывала лишь модельная деятельность. Но он ее менеджер, который должен быть уведомлен обо всем, даже о личных мелочах. Ничего ужасного ведь не случится, верно?
(Ева в очередной раз ошибалась: у этого решения были последствия.)
— Мы с Диланом решили взять перерыв. Мы... — она на миг запнулась, но быстро ухватилась за нить разговора и договорила: — По сути, это исключительно мое решение.
Итан не мог поверить собственным ушам: неужто Ева наконец избавилась от компании этого слабовольного мальца?!
— Н-неожиданно. Но... что-то произошло или наступил своеобразный кризис?
— И то, и другое. — Ева изменилась в лице, пускай и постаралась скрыть сомнение за маской.
Однако это не спасло ее от зоркого взора Розенберга, наставника, который знал ее не первый день.
— Ничего серьезного, надеюсь?
«Сказать или нет?» — мучилась Ева, чувствуя, как нагнетается атмосфера в комнате.
— Ничего серьезного. Не беспокойтесь.
(Is it better to speak or die?)
Разговор зашел в тупик.
Ева, чуть не выползшая из завесы теней. Итан, чуть не позволивший себе встать на путь истинного наставника.
И голос у его совести все же прорезался.
(Рано или поздно он прорезается у всех.)
— Будучи зеленым стажером с большими целями и огромным желанием работать, я только и делал, что следил за моделями. Именно тогда к нам попала девушка чуть младше меня, — начал он. — И она... она была замкнутой, с кучей комплексов. Откровенно говоря, для меня по сей день остается загадкой, почему вдруг ее пригласил на работу сам директор: средние внешние данные, харизмы, как таковой, не было от слова совсем. Однажды вечером я увидел, как парень ударил ее по лицу. Сильно — та еле-еле удержалась на ногах...
— Почему вы это мне...
— Я еще не закончил, — отрезал Итан. Он знал, что если замолчит, то больше никогда не вернется к самой больной теме из своей карьеры. — На следующий день я решил поговорить с ней. Оказалось, избиения были регулярными, а исходя из ее чистосердечного, могу с уверенностью заявить, что он был искусным манипулятором: только представь, как хорошо он промыл ей мозг. Я предложил обратиться в полицию, девушка не воспротивилась. Однако... однако история закончилась тем, что заявление в итоге было отозвано, а виноватым сделали меня, — Итан разочарованно хмыкнул. — Мол, это я влез в ее разум и подтолкнул к заявлению. И пускай никаких доказательств тому не было, клянусь, меня чудом не турнули с работы. Догадываешься, к чему я веду?..
Ева лишь пожала плечами.
— Я пообещал себе — как тогдашнему, так и будущему, — что впредь не стану встревать в чужие дела. Никто не оценит твою помощь, пока не пожелает помочь себе сам. Сейчас, когда я смотрю на тебя, вспоминаю ее: она смотрела точно так же — решительно, уверенно, но вместе с тем испуганно и печально; полагаю, даже с упреком... И все же знай: я пойду наперекор своим принципам, если ты того пожелаешь. Сложно признать, что я... привык к тебе. И не хочу, чтобы твоя жизнь вдруг осталась испорчена из-за какого-то там...
Итан подумывал заклеймить Дилана «ублюдком», но, исходя из принципов не вылезать на работе за рамки приличного, напомнил себе о витавшем вокруг этого слова табу. Помимо всего, ему совсем не приходило в голову целенаправленно на кого-либо давить.
Ева сглотнула. Несправедливое отношение повлияло на него сильнее, чем могло показаться на первый взгляд: наполненный дрожью голос настолько пробирал до мурашек, что на ее глазах невольно образовалась пленочка слез.
За равнодушной гримасой Розенберг старательно прятал честную натуру.
— Дилан... плохой человек, — после недолгого молчания ответила Ронан. — Наши отношения... их легче приписать к мировой катастрофе, чем к чему-то человечному. Конечно же, я пыталась объяснить ему свою позицию, только вот мое мнение он ни во что не ставит. Спустя столько лет... Я лишь сейчас понимаю, что все было бессмысленно. Как там говорится? «Если надо объяснять, то не надо объяснять»? — Розенберг, усмехнувшись, кивнул. — Но при этом все не настолько плохо... Во всяком случае, я знаю, как решить эту проблему. И я благодарна за то, что вы поделились столь неприятной историей. Полагаю, вам было тяжело.