— Владелец был индусом. Видимо, сжигал рядом благовония.
— Ясненько.
Развернувшись, девушка неспешно подошла к окну. Ель венчала яркая луна. Утыканная звездами чернота настигала меланхолией, сердце под ее натиском заныло. Отчаянно сторонившуюся Еву поборола тоска по матери: заливаясь ироническим смехом, она намертво прижалась к девичьему телу — Ронан-младшая безнадежно задыхалась.
Сумеет ли Ева хоть когда-нибудь всерьез возненавидеть мать? Никогда, наверное. Наверное, никогда.
— Во сколько ты улетаешь? — спросила она одними губами.
— Утром в без двадцати восемь.
Ответ заставил ее окончательно поникнуть. Почему она не может побыть с матерью эгоисткой? Неужели ей так сложно с ней поговорить?
Вдруг Ким подошла к ней и обняла со спины. Модель невольно вздрогнула, кожа облачилась в гусиную — настолько материнские объятия были ей чужды. Женщина, пускай и державшаяся молодцом, все же сорвалась, увидев, как тщательно Ева пытается скрыть эмоции. «Она так на меня похожа», — подумала Ронан-старшая, признавая самую горькую для себя правду.
Потому что меньше всего на свете она хотела видеть дочь собственной копией.
Мысли сплелись в сплошной вихрь. Язык чесался, пылал от желания выдать все, что с давних пор таилось в глубинах сознания. Но вместо этого Ким произнесла:
— Я буду часто приезжать, слышишь?
Она втолковывала это вновь и вновь, потеряв нить реальности. Неясно, кого она столь отчаянно заверяла: дочь? а может, все-таки себя?
Ева несомненно прослезилась. Ким, не видя отражения в стекле, знала это наверняка. Сердце упрямо барахталось в потоке утаенных слов, словно лягушка, упавшая в кастрюлю кипятка. Желание вылезти наружу хоть и обуревало, да только трусость никто не отменял.
(Трусость продолжает порабощать даже там, где ей нет места.)
— Ты справишься с Диланом?
— Да, — слабо ответила Ева.
— Точно?
— Да, не переживай. Если что, я сообщу. — В тот миг она упрямо захотела подчеркнуть, что больше не одна, и потому добавила: — Ну или Хён.
Его имя осело мягко как для ушей Ким, так и для самой Евы. Она спокойно реагировала на него, его имя и существование. Будто он в ее жизни само собой разумеющееся. Будто он рядом с момента рождения.
— Тогда я буду спокойна.
Младшая Ронан наконец обернулась. Внезапно слова Маргариты приобрели краски: разве мать не такой же человек, как она? Ведь мы все совершаем ошибки. Идеальных людей не существует. Родителей — тем более.
«Стоит повторно задуматься над советами Марго», — решила Ева, ощущая, что истина где-то впереди; есть множество шансов за нее ухватиться.
(Во взаимоотношениях все должно быть обоюдно.)
Однако внезапная тишь мерещилась ступенью к обрыву.
— Послушай, я не хочу прозвучать резко, но... — Ким хотела было прикусить язык и все же договорила: — Тебе действительно нравится то, чем ты занимаешься?..
Ева пошатнулась. Сказанное повисло в воздухе неподъемной гирей. С губ сорвалось это пакостное слово:
— Чего?!
— Кажется, карьера делает тебя несчастной, — призналась женщина.
Лицо дочери исказилось, его облепили суровые тени. На что она только полагалась? На понимание?
— Поиздеваться решила? — едко хмыкнула она. — Ты заставила меня податься в модели, а теперь? а теперь выражаешь недовольство?
— Я беспокоюсь.
На самом деле возникшая тишь была лишь ступенью к обрыву.
— Ты никогда обо мне не беспокоилась, ма.
Ощущение, будто сказанное Евой окончательно разорвало между ними связь. Ронан-старшая знала, что за спиной никого нет, но почему-то не покидало навязчивое чувство, будто в спину кто-то тыкает ножом. Отступать некуда. Время пришло.
— Иб, послушай...
А дочь слушать не хотела. Ей были противны мать, ее слова и вся прожитая жизнь.
— Нет, это ты послушай! Ты не имеешь права говорить мне что-то о карьере!
— Я лишь забочусь...
— Ты сама меня оставила! Оставила одну среди этих гиен! И как у тебя сложилась жизнь, мам? Довольствовалась, да? довольствовалась, когда я была одинока?
— Обстоятельства...
— Да какие нахрен обстоятельства? — Остекленелые глаза взглянули с чистым пренебрежением. — Это обстоятельства повлияли родить меня, а потом бросить на деда? Это из-за них ты отдала меня Итану, как безвольную игрушку?
Ким беспощадно терзала совесть. Что же она наделала? Ведь она полагала, что Ева, будучи ребенком, ничего не помнит.
— Скажи, мам, — Ронан схватила ее за плечи, — скажи, кто я тебе?.. Скажи, почему ты бросила меня?..