— Можно сейчас завершить это «еще»? — невозмутимо спросил он. — Или я запоздал?
Ева прикусила нижнюю губу. Она хотела изобразить стальную спокойность, однако слова обратились в робкий полушепот:
— Тебе не нужно спрашивать. Делай что хочешь.
Хён шокировано посмотрел на нее.
— Не стоит разбрасываться подобными словами.
— А я и не разбрасываюсь, — возразила девушка. — Просто доверяю тебе и знаю, что ты не причинишь мне вреда.
Эти слова спровоцировали Да Хёна в одно мгновение. Поцелуй разительно отличался от предыдущего: парень был настойчив и даже чуточку груб. Он тяжело дышал, словно бежал — быстро и без остановки. И Ева послушно его принимала, чувствуя, как же сильно подернут пеленой ее разум.
Они оба встали. Парень приобнял ее, так, что их тела крепко прижались друг к другу, делясь раскаленным жаром. Он потащил ее наверх, в спальню. Ева невольно врезалась в кровать и упала прямо на мягкую поверхность. Хён приземлился сверху.
Во тьме их силуэты давно сошлись воедино.
— В «делай что хочешь» входит такое? — выдал парень, когда губы прикоснулись к шее.
Секунда — и влажный поцелуй запечатлелся на пульсирующей венке. Ева прикусила нижнюю губу, подавив вырывающийся из горла стон.
— В-входит.
— Уверена?
— Более чем, — с выдохом ответила она.
— Тогда скажи, если что-то пойдет не так. — Хён стянул с себя майку. — Скажи — и я прекращу в ту же секунду.
Однако она не хотела, чтобы Хён останавливался. Он взял ее ладонь и провел ею по своему телу. Голубоватый лунный свет, льющийся из окна, освещал его грудную клетку. Девичьи пальцы скользнули по тонкой, гладкой коже, прочертив рельеф сверху вниз. Ева, сжимая простыню, нервно сглотнула. Неужто у него настолько накаченная мускулатура?
— Бог мой, — еле шевелила устами Ронан, — ты само произведение искусства!
Лишилась верхней одежды и она. Горячие губы без остановки сеяли поцелуи на шее, ключицах, животе. Внутри все пылало, лежать неподвижно было невозможно. Ее руки то яростно мяли постель, то осторожно соприкасались с его мраморной кожей, но этого ей казалось мало.
Ева мечтала касаться до тех пор, пока пальцы не сотрутся в пыль.
— Что это? — вдруг спросил Хён. Указательный палец невесомо прошелся по неровной полосе под ребрами.
Ронан мигом пришла в себя, сдвинув ладонь Хёна, будто то были не подушечки пальцев, а холодные, причиняющие боль лезвия. Синяя темнота по-прежнему скрывала лик парня, и Ева не ведала, какое на нем застыло выражение.
— Что это за шрам, Эб?
И как оно изменилось, когда, избегая длительных объяснений, она выдала всего-навсего одно имя:
— Дилан.
Парень уловил неприятный скрежет в ушах — не сразу догадался, что то были его собственные зубы. Наверное, окажись перед ним этот смазливый актеришка, он, словно дикая гончая, перегрыз бы ему глотку.
Тонкая девичья рука нащупала напряженное лицо, погладила по щеке.
— Не думай об этом, — сказала она маняще. — Продолжай.
Но кореец оказался сбит с толку. Как вообще можно калечить женщин? Как у него поднялась рука на нее — столь хрупкую, маленькую и совершенно безобидную? Неужто его никогда не мучила совесть?..
Да Хён аккуратно охватил шрам устами и, легонько укусив, с особой бережностью поцеловал.
— Ч-что ты?.. — Евы задрожала.
— Где эта мразь еще наследила? — Его голос прозвучал властно и строго. — Я оставлю там новые отметины.
Казалось, краснеть некуда, а румянец на девичьем лице все же стал гуще. Парень обхватил точеный подбородок и провел большим пальцем по нижней губе, тем самым требуя ответа.
— Откуда ты научился говорить подобную похабщину?! — вознегодовала она. — Ощущение, будто только и делаешь, что бульварные романчики читаешь.
— Я лишь говорю, что думаю, — был ответ. — Не хочу, чтобы твое тело его помнило.
Поцелуев становилось больше. Еве чудилось, что нутро ее отныне не человеческое — иначе почему же оно не справлялось с жаром? Рябь огня на шее приятно колола. Руки — крепкие и одновременно нежные — проходились по всему телу. Живот стягивался в приятном напряжении, она невольно выгибала спину навстречу его нескончаемым ласкам. Покрывало, одеяло — да все, черт возьми! — горело вместе с ней. Ронан чувствовала себя брошенной на поверхность рыбой, которой ни вздохнуть ни выдохнуть, и ей это нравилось.
Да Хён вновь переключился на девичьи уста. Сила желания, скорость, с которой она расцветала, сильно били в голову — точно алкоголь. Их чуть приоткрытые губы удерживали остатки любви.
Им мало. Несмотря ни на что, они все еще никак друг другом не насытились.
— Gatchi itgo shipuh**, — выдыхая, проговорил Хён. Родной язык наполнил его голос искренностью, и Ева поняла, что он сказал нечто важное. (прим. автора: (на кор.: 같이 있고 싶어) Хён говорит, что хочет быть с ней.)