Быстрым шагом она направилась ко второму человеку, находившемуся здесь из-за нее.
Дилан Клейман.
Увидев ее ноги перед носом, он, так и не поднимая опустошенный взгляд, вскочил со стула.
— Здравст...
— В этот раз тоже виновата моя Иб? — Голос матери был резок и холоден.
Клейман заставил себя посмотреть на нее. Глубокое сожаление, разъедающее изнутри, — вот что сменило прежде бескрайние леса. Только каким бы чистым и искренним он в ту пору ни казался, Ким не собиралась его жалеть — ведь ни одна мать не стала бы закрывать на подобное глаза.
— Ева всегда тебя защищала и оправдывала. Что бы ни произошло.
Дилан сжал руки. Стыд пронзил насквозь, взор вновь прицепился к больничной плитке, будто та была чересчур диковинной.
— Тебе вообще известно, через что ей пришлось пройти? все то время, когда ты лишился ноги и резко от нее отгородился? когда начал винить во всех смертных грехах? Честно говоря, не знаю, что именно между вами произошло, почему вы тогда поругались... Но каждый божий день она рыдала, заперевшись в комнате.
Ким небрежно схватила его за грудки, притянула к себе. Он, будто тряпичная кукла, двинулся вперед. И она процедила сквозь зубы:
— Я еле выбила из ее рук нож, нацеленный на живот, представляешь?..
Дилан шумно сглотнул. Он ничего об этом не знал. Ева никогда не говорила, что из-за тех его слов находилась на грани суицида.
В то время как он без устали напоминал о своей инвалидности.
— А потом опять случился ты... — продолжала Ким. — После того, как вы снова встретились и возобновили общение... Я не знала, что нужно делать, терялась в догадках, как мне стоит реагировать, переживать ли... А Ева продолжала говорить, что все в порядке... продолжала нахваливать за достижения, говорила, что ты непременно справишься. Я не понимала, что творится у нее в мыслях... Но... — она прикусила губу, подбородок задрожал. — Она верила тебе. И потому тебе верила я.
— Прошу, тетя Ким, не надо!..
— Ты хороший мальчик, все думала я. «Ты был в шоке, вот и задел ее... но ведь каждый имеет право на ошибку? Ты больше никогда не обидишь мое единственное чадо». Однако из-за тебя она получила такие травмы, что ее положили в больницу, и, несмотря на это... ты все равно здесь. Почему, Дилан?.. Неужели тебе совсем не стыдно?
А ему было стыдно. И больно. Казалось, столетняя пелена наконец открыла ему на многое глаза. И вид Евы — окровавленной, слабой... и умирающей? Видимо, он еще долго будет преследовать его в кошмарах.
Но что сказать? «Мне жаль»? Так ведь это больше похоже на издевку, нежели на сочувствие.
И потому Дилан молчал.
— Я хочу, чтобы ты держался от Иб подальше. Ты же меня хорошо понимаешь, да?
Клейман кивнул. Да, он все прекрасно понимал. Пожалуй, будь у него дочь, он бы потребовал того же.
И все же встретиться с Евой хотелось столь сильно, будто вовсе не он кинул ее навзничь о землю.
***
Снова поле, однако на сей раз бушевала колючая и суровая зима. Крупные хлопья снега, покачиваясь из стороны в сторону, вяло орошали почву. Мир сгинул под белым саваном.
Еве снег был по колено. Но она шла. Упрямо, настырно, тяжело дыша — как, собственно, шла всю жизнь. Кожу неприятно кололо, она покраснела и натянулась — точно мембрана на барабан. Щеки посинели, босые ноги стали багровыми. Льняной сарафан отнюдь не защищал от холода, даже напротив: влажный воздух сделал его чуть тяжелее.
Она шла. Непоколебимо и без остановки. И шла так всю жизнь.
— Будешь? — вдруг услышала она откуда-то сбоку.
Этот голос она бы узнала из тысячи.
(Девочка внезапно уловила легкий малиновый аромат. Казалось, нутро согревалось благодаря одному лишь этому запаху.)
Дилан собственной персоной. Медные кудряшки покрыли голову, зеленые глаза взирали с детским любопытством.
«Нет, это не Дилан», — решила она для своего же спокойствия.
Ему пятнадцать. Абсолютно цел и здоров. Это ее мальчик из шатра.
Мальчик Из Шатра.
Ева нервно сглотнула, сжала подол одеяния. Лицо исказилось в гримасе сомнений: а как бы все сложилось, не возьми тогда она из его рук этот проклятый чай?
— Что ты здесь делаешь? — сорвалось с губ.
Ронан знала, что он не должен здесь находиться. Нет, даже не так.
Она уверена, что он не должен здесь находиться.
— Так будешь или нет? — спросил мальчишка и недовольно нахмурился. — У меня, видишь ли, уже руки устали.
Однако Ева не шелохнулась, лишь пугливо прибрала ладони к груди и отошла от него на пару шагов.
— Что ты здесь делаешь? — будто заведенная, промолвила девушка.