Дилан ушел, а нанесенные безжалостным образом раны намертво впились в плоть. И Ронан-старшая отдала бы остаток своей жизни кому угодно, лишь бы стереть из воспоминаний Евы ее последние годы. Только вот подобное, как нарочно, помнишь четче остального.
Женщина устало вздохнула. Взор сломленного человека. Взор ее дочери. Она узнала бы этот взгляд из тысячи. В конце концов, в свое время у Ким был точно такой же.
— Здравствуйте, — вдруг повис над головой голос.
Ким обратила внимание на подошедшую медсестру. Та была совсем сухопарой женщиной. Бледные старческие руки держали небольшой поднос с горячим завтраком — пар густо вился к потолку.
— Я видела, ты не ела, — озадаченно промолвила работница, — так еще и полные сутки на ногах. Хотя бы перекуси.
Лицо Ким искривилось. Тыкни ее легонечко, а она, будто вздутый шарик, в тот же миг лопнет — и вопль покатится по всей больнице. Но женщина держалась. Не здесь ей плакать, думала она.
— Благодарю, я не голодна.
Медсестра печально на нее посмотрела и, явно замешкавшись, поплелась назад. Однако тотчас же вернулась и присела рядом.
Они ни о чем не говорили. Обе смотрели на дверь, обе подпитывали ненасытное безмолвие и предавались различным мыслям.
— Это?.. там твоя дочь? — поинтересовалась работница, на что Ким еле кивнула.
И тут же не сдержалась. С глаз невольно брызнули слезы , лихо пробежались по щекам, объемными каплями упали на колени. Она прикрыла рот ладонями, подавляя крик. Медсестра по-матерински прижала ее к себе, ласково погладила по волосам.
— То-то же, поплачь и успокойся чуток. Все будет хорошо.
— Н-но почему? почему это должно было произойти с моей девочкой?.. Я... я дерьмовая мать! Я так плохо ее воспитала! Это я... я виновата!..
Старушка лишь улыбнулась. В ее выцветших глазах теснился тонкий ум.
— Каждая история о домашнем насилии начинается с истории любви. А разве любить — это плохо?
***
Чертыхающийся Да Хён возник из-за угла. Лик был напряженным, короткие волосы непростительно взъерошенными. Вот надо же было ему вырубиться! Так еще и разоспался аж до десяти утра!
— Эй, чувак, с тобой все в норме? — остановил его кто-то знакомый.
То был Саймон. Отросшие смоляные пряди собраны в небрежный хвостик. Белая толстовка местами помята.
Да Хён вежливо его поприветствовал, хоть лицом и выразил абсолютное равнодушие. Саймон же, лениво зевнув, двинулся к нему. Очи внимательно прошлись по корейцу и остановились на глазах.
— Ты вообще спал? — задал он очередной вопрос. — Выглядишь, мягко говоря, неважно.
Да Хён пожал плечами. Его небрежный вид, самочувствие... Все это неважно. Во всем этом бренном мире ничто не важно. Ничье слово не имеет вес. И одна лишь Ева играет неоспоримо существенную роль.
— А с Эбби... а ты виделся с ней? — поинтересовался фотограф.
Саймон лишь вздохнул и неловко посмотрел на него. «Совсем от любви крыша поехала», — подумалось ему.
— Нет, утром впустили ее маму, а потом ее заменила Марго.
— Можно как-нибудь поконкретней? Посторонним что — нельзя?
— Так не терпится ее увидеть?
Кореец дернулся. Мало того, что опоздал, так еще и этот его задерживает.
А Саймон, уловив чужую нервозность, издал издевательский смешок.
— Да ладно тебе, я просто потешаюсь. Еве хорошо, вход к ней разрешен; разве что, спит постоянно — уж слишком организм ослаблен, сам понимаешь.
Фотограф облегченно вздохнул и полуулыбкой поблагодарил парня за правду. Тот кивнул, а затем, чуть поразмыслив, поведал:
— Я тоже с ней как бы не пересекался, потому решил немного размять ноги. Составишь компанию?
— Но ведь...
— Там Итан и Марго. Мэвис тоже скоро подъедет. Тетушка Ким в палате. Кто-нибудь из них оповестит о том, что Ева проснулась, и мы пойдем к ней вместе, лады?
Хён взглянул на него отчасти недоверчиво, однако, не раздумывая, кивнул. Нужно было остыть в любом случае.
Парни преодолели витиеватые коридоры, прошли на выход и, разгуливая во внутреннем дворике, принялись курить. Нескончаемый поток лиц только и делал, что мешал им толком поболтать, потому они, будто мысленно сговорившись, направились в самый угол.
— Мне стыдно перед Евой, — признался Саймон. — Я вечно нянчился с ней, то и делал, что отчитывал за малейшую провинность... даже и не понял, как она отгородилась. Наверное, поддерживай я, а не решай каждую мелочь логическим анализом, она бы сумела найти в себе силы и рассказать про избиения.
Хён уставился в одну точку. Извилины заходили друг за друга, голова монотонно гудела из-за непосильной мигрени. Выпустив дыма, он выдал: