— Проходи, Хён. — Ее голос прозвучал колокольчиками, когда он сделал три предварительных стука.
Он дернул дверь сильнее, чем было нужно: та резко отворилась, и Хён, еле удержавшись на ногах, влетел внутрь.
— Приветики, — растерянно выдал он.
Ева рассмеялась — совсем беззаботно, будто произошедшее к ней вовсе не относилось. Но, несмотря на минутную радость, она была не на шутку истощена: лицо осунулось, будто лисья морда, под глазами прорисованы темные круги. Губы местами искусаны до мелких красных пунктиров — за три месяца восстановления Ева приобрела дурную привычку. Под мешковатыми рукавами свитера — грубые рубцы: минутная слабость заставила ее потянуться к лезвию.
— Иногда ты такой несуразный, — нежно промолвила девушка. Ее печальные глаза остановились на его отросших волосах. — Тебе подходит.
Хён довольно присел на кровать рядом с ней. После стольких мучительных месяцев, казалось, они истратили всякую энергию, слова и прочее. Даже молчание, что обвило их со всех сторон, не хотелось никак нарушать.
— У меня небольшой подарок, — вдруг всполошился Хён.
Парень достал из внутреннего кармана куртки небольшой пестрый сверток и протянул его Еве. Девушка с детским любопытством потянула за ленточку, убрала упаковочную бумагу. Руки застыли в воздухе. Та самая фотография ее спины со звездным рисунком, приклеенная к мини-мольберту из фанеры.
— Ничего такого, лишь сувенир на память, — пояснил Хён.
— Мне нравится. — Девушка бережно провела подушечками пальцев по снимку. — Спасибо, Хён.
В то солнечное утро она чувствовала себя самым важным человеком на свете. Их ребяческая шалость служила прочной защитой. Было легко и свободно.
Теплые и заботливые ладони прикасались к голой коже, заставляя звезды мерцать. Он был словно Бог; создатель, заставляющий весь ее мир жить.
Как же ей хотелось вновь перенестись через то, что довелось познать в те крупицы времени!
— Почему ты до сих пор не в Корее? — опомнилась Ева. — Ты так часто отмахивался от этой темы, но, думаю, у меня есть право знать.
С уст Хёна слетела усмешка.
— Не беспокойся: я не отчислился. Просто взял небольшой академический отпуск.
— А практика? Научные работы?
— Сдал дистанционно.
— Ясно.
Опять тишина. На сей раз она казалась изнуряющей, выпивающей последние силы — точно поглощающее болото.
— Я... это из-за меня, не так ли?..
— Я не мог тебя оставить, Эбби. Сама посуди: кто бы покинул свою возлюбленную в таком состоянии?
Ева сжала губы в тонкую полоску.
— Прости меня, — прошептала она. — Из-за меня у вас всех одни неприятности...
Он опустил руку ей на голову и прижал к своей груди. Ева, забываясь в его родном запахе, закрыла глаза. Тепло и комфортно. Безопасно, будто у матери в чреве.
— Сказать честно, не будь тебя, наверное, выносить все это мне было бы невмоготу.
— Вот поэтому я и лез из кожи вон, лишь бы ты не оказалась наедине с собой. Ну или пытался облегчить твою ношу, — Хён почесал затылок. — Даже не знаю, удалось ли мне хотя бы малость справиться, однако... я правда старался.
— Никто для меня не старался так, как это делал ты. Никогда.
Фотограф воодушевился, мимолетно улыбнувшись. Из кухни доносилась классическая музыка — и под фортепьянные каскады Баха Хён то сжимал, то разжимал правый кулак. Все плохое уже в прошлом, хотел бы он верить.
— Когда мы переедем в Сеул... обещаю: мы начнем новую жизнь. Только ты и я. И...
Но тут его мысль оборвал громкий голос Ким:
— На стол подано!
Он встал с кровати и протянул Еве руку. Та и с места не сдвинулась. Лишь смотрела ему прямо в глаза.
— Пойдем же! Твоя мама зовет!
А Ева все сидела статуей, словно вросшая в землю. Ее взор был пустым и суровым, как у учителя, услышавшего очередную детскую дурость.
— Мне есть что сказать.
— Давай после ужина, хорошо? Твоя мама и без того заждалась.
Там, в мозге, что-то застряло. Хён был более чем уверен.
— Хён, я не поеду в Корею.
Парень обомлел. Дыхание разом сперло, глаза растеряли фокус. На миг ему почудилось, что перед ним не Ева, а некто совершенно другой — незнакомый, суровый и колючий. Будто он попал не в ту комнату, не к тому человеку; и говорит не о том, о чем нужно.
Переспрашивать не было смысла. Потому кореец, заранее зная ответ, перешел к главному:
— Но почему?
— Потому что нам нужно расстаться.
Хён нахмурился. С высушенного за мгновение языка слетела усмешка.
— Что, прости?
— Я не поеду с тобой ни в какой Сеул, — холодно процедила Ева.