Это была комната поменьше первой, но достаточно большая для кровати с балдахином. Стены были задрапированы голубыми батиками, потолок тоже. На фоне темно-голубых стен выделялись два столика - ночной и туалетный с круглым зеркалом. На ночном столике стояла маленькая цилиндрическая лампа в стиле арт-деко, и это было единственное освещение в комнате. А единственное окно было выкрашено снаружи чернотой ночи.
- Вы и Алонсо не делите... - Я поискал вежливое слово.
- Спальню? - улыбнулась она. - Нет. Почему мы должны ее делить?
Я пожал плечами.
- Вы живете вместе.
- Снимаем мы вместе, - кивнула она. - Но на этом все и кончается.
Я опустился на край кровати и тут же быстро вскочил, но она потянула меня за руку, приказывая снова сесть, и сама села рядом, усмехаясь.
- Бедный мальчик, - сказала она. - Вы в замешательстве...
- Всего-навсего никак не разберусь с Тауер Тауном, так я думаю.
- Алонсо любит парней.
- Хотите сказать, что он голубой.
- Ну да.
- О! И вы просто платите пополам за квартиру, и все?
- Совершенно верно. Эта милая большая квартира - студия. И мы объединились, чтобы ее оплачивать...
- А почему с Алонсо?
- Мы - друзья. Он и актер, и художник. Мы вместе играли в "Дерзких играх". Знаете... такая маленькая театральная труппа.
- А-а...
- Еще чая хотите?
- Нет. Нет, благодарю.
Она взяла у меня чашку и вышла, волоча подол и еще больше сверкая белой кожей.
Я оглядел комнату. В изголовье под пологом висела бледная электрическая луна с человеческим лицом. Она была выключена.
Мэри Энн вернулась в комнату, села рядом.
- А вы тоже это зелье курите? - спросил я, указав жестом на другую комнату.
- Марихуану? Нет. Я даже не пью. Я выросла в порядочном доме; мы такого рода вещей и близко не видали, и я никогда этим не интересовалась, только один раз попробовала.
- Но вы позволяете ему этим заниматься?
- Алонсо не пьет.
- Я имею в виду - курить марихуану.
- Да, я не возражаю. Алонсо не наркоман, как вы думаете. Он курит изредка, для расслабления. Когда рисует или перед тем, как идет... в общем, поискать себе "подружку".
- И он... приводит приятелей сюда?
- Иногда. Но обязательно говорит мне, если собирается привести. Я могу оставаться в своей комнате и учить тексты, если я задействована в пьесе, или просто-напросто читать, или спать.
- И вас не беспокоит то, что делается за стеной?
- С какой стати?
У меня не было ответа на этот вопрос.
- Живи своей собственной жизнью - вот девиз, принятый здесь, объяснила она. - Живи, а не только существуй.
- Сейчас многие люди и простое существование находят достаточно трудным. Она молчала.
- Приятно было побывать в вашей спальне, - продолжал я. - Вы красивая девушка, и это кимоно красивое, и чай вы приготовили вкусный. Но я по-прежнему не собираюсь больше разыскивать вашего брата.
Я ожидал, что при этих словах она на меня набросится с кулаками, но этого не случилось.
- Я понимаю, - сказала она довольно холодно.
- Тогда зачем вы меня сюда привели?
Она наконец немного рассердилась, но только чуть-чуть.
- Не подкупить вас, если вы так думаете. В городе масса других детективов...
- Это правда, и некоторые более крупные агентства могут искать вашего брата по всей стране, если вы дадите для этого "бабки".
- Я психологически связана с братом.
- Что?
- Мой психиатр говорит, что большинство проблем у меня связано с тем, что я из близнецов. Я чувствую свое несовершенство из-за того, что потеряла брата.
- Вы ходите к психиатру?
- Да.
- И он говорит, что вы чувствуете свое несовершенство из-за того, что вам недостает брата?
- Нет. Это я так сказала. Он же говорит, что большинство моих проблем связано с тем, что я из близнецов.
- Каких проблем?
Она пожала плечами.
- Он не сказал.
- А почему вы к нему ходите?
- Алонсо посоветовал.
- Почему?
- Он думает, что я стану лучше как актриса, если вступлю в контакт со своим примитивным подсознанием.
- Это теория Алонсо, не психиатра?
- Да.
- И сколько стоит психиатр?
- Немало.
- И все-таки, сколько?
- Пять долларов в час.
Я как на угли сел: пять долларов за час! Я для нее снизил срою ставку с двенадцати долларов в день до десяти - ради нее, потому что мне было жалко страдающую молодую актрису, пытающуюся устроиться в большом городе, и за пять дней прочесал все Гувервилли и эту проклятую Северную Кларк-стрит с ее ночлежками, а она платит пять долларов за час какому-то шарлатану с Мичиган-авеню!
Она сказала:
- А почему вы так разъярились из-за этого?
- Из-за чего?
- Что я хожу к психиатру. Почему вы из-за этого так вышли из себя?
- Только потому, что на ночь глядя насмотрелся на тьму-тьмущую небритых лиц, вот и все.
- Не понимаю.
- Люди продают яблоки на перекрестках и Бога благодарят, если заработают доллар в день, а вы пять баксов пускаете на ветер из-за какой-то чепухи.
- Это жестоко.
- Возможно. В конце концов, это ваши пять баксов. Можете делать с ними, что хотите.
Она ничего не ответила, разглядывая свои руки, сложенные на коленях.
- Выступая на радио, вы, похоже, хорошие "бабки" делаете, - добавил я.
- Неплохие, - согласилась она. - И я могу еще попросить денег из дома, если будет нужно.
Мы посидели некоторое время молча. Я сказал:
- В самом деле, не мое это дело, что вам делать со своими деньгами. Парни, торгующие яблоками на перекрестках, - это не ваша вина... И ваши пять баксов не решат проблемы. Забудьте, что я вам наговорил. Как я уже сказал, я увидел слишком много небритых лиц, пока бродил по Гувервиллям, разыскивая вашего брата.
- Думаете, что я живу одними пустяками, ведь так?
- Я не знаю. Мне Тауер Таун не нужен. Вся эта свободная любовь, о которой вы тут толкуете, кажется мне не очень правильной.
Она, поддразнивая, улыбнулась.
- Вы охотнее за нее заплатите, не правда ли? Я тоже улыбнулся - против желания.
- Я не это имел в виду.
Она поцеловала меня. Долгим поцелуем, и, между прочим, очень сладким. Губы у нее были нежные. Теплые. Губная помада возбуждала.