Альфа все это знал, но часть его задавалась вопросом, была ли часть ее, которая сожалела. Его присутствие в ее жизни не принесло ей ничего, кроме боли, не сейчас, не десять лет назад. Она оплакивала его первой, хотя и не по его вине, а теперь она оплакивала сестру, которую любила всем сердцем. Альфа даже представить себе не мог, каково это, так как у него никогда не было брата или сестры. Его отношения с Данте сейчас были хорошими, хотя и немного сложными, и случились слишком поздно, чтобы он мог понять глубину этой связи, когда рос. Но помимо этого, его жена теперь оплакивала потерю своей старой жизни и, возможно, свои отношения с родителями из-за ее выбора быть с ним.
«Я буду в порядке», — сказала она их рукам, крепко держа его, ее круглую, мягкую и маленькую, его мускулистую, грубую и большую. Но она держала его, сжимала его, успокаивая его так, что сомнения рассеивались из его разума.
Он наблюдал, как она лениво вращает кольцо, а различные драгоценности отбрасывают разноцветные блики на стену в лучах солнечного света.
Она рассказала ему однажды ночью о том, как он обещал ей это в молодости, и каким-то образом, даже без своих воспоминаний, он это сделал. Иногда он желал бы помнить большой промежуток небытия. У него были обрывки и фрагменты до двадцати лет, но после этого все было так нечетко. Чего бы он не отдал, чтобы помнить ее, только ее , если ничего больше. Он хотел вспомнить, кем он был, каковы были его мечты, его цели, его желания. Он хотел вспомнить, кем он был для нее, что он чувствовал к ней, было ли это чистым с невинностью юности или темным с бурными обстоятельствами. Он хотел вспомнить ее, какой она была, страницы их совместной истории были стерты из существования для него, но не для нее, бремя, которое она несла одна, не имея возможности поделиться, и это заставляло его чувствовать себя беспомощным. Он хотел поделиться с ней, вспомнить, предаваться воспоминаниям, воссоздать.
Он задавался вопросом несколько дней. Воспоминания — это то, что у него было, или то, что он утратил?
Он коснулся ее кольца, поднял ее руку и поцеловал ее.
Зефир нуждался в физическом подтверждении. Он не знал почему, но прикосновения по какой-то причине приземляли ее. Он не подвергал это сомнению; он просто давал ей свободное пользование своим телом. Хотя, понятно, она не пользовалась им неделями. Хотя он дарил ей поцелуи и объятия, и она принимала их, она некоторое время не инициировала никаких прикосновений со своей стороны, не говоря уже о сексе. Секс между ними всегда был невероятным; он помогал им соединяться прежде всего, и они были ненасытны вместе. Он знал, что если он инициирует это, она примет. Но он не хотел, чтобы она принимала; он хотел, чтобы она участвовала.
Но он понимал ее нерешительность, ее нежелание и дал ей необходимое пространство.
Но его член не понимал. После того, как он был насыщен месяцами, он стал зависимым от нее. Для его члена ее изгибы, прижимающиеся к нему, означали хорошее время. Альфа будет терпеливым настолько, насколько это необходимо, но он хотел, чтобы его член мог попасть в программу.
Трахни его член.
Не буквально.
Черт, ему нужно перестать думать об этом.
"Муж?" - тихо позвала Зефир, и он сосредоточился на ее голосе, пытаясь не дать крови уйти вниз. Черт, ему нравилось, когда она называла его глупыми именами. Он скучал по ее врожденной игривости.
«Да, женушка?» Он подыграл, надеясь подбодрить ее.
«Я чувствую, как твой маленький монстр тыкается в мою задницу».
«Маленькая?» Неверие в его голосе вызвало самый прекрасный звук, который был редкостью в эти дни — ее хихиканье. Мягкий, женственный хихиканье, от которого в груди стало в десять раз легче.
Она посмотрела на него, сцепив их взгляды, и ямочки, которые скрывались в течение нескольких дней, появились, когда она улыбнулась ему. «Огромный, гигантский, гигантский?» она закатила глаза. «Так лучше?»
Он сжал ее крепче, желая запечатлеть этот момент и сделать ее счастливой навсегда. «Я думаю, что это у тебя амнезия, если ты называешь это маленькой ».