Она с недоверием посмотрела на свой живот.
Ее округлый, мягкий живот с жировыми складками стал еще более выпуклым, а она этого даже не заметила.
Вспыхнули новые воспоминания — Альфа толкает ее в кровать, его член глубоко внутри нее, кончает в ее тело. Они никогда не использовали защиту, и она не хотела этого.
Но теперь, когда такая возможность была ей очевидна, она почувствовала, как в ней начинают расцветать остатки паники.
Может ли она быть...?
«Привет, Зефир», — голос доктора Ней заставил ее поднять голову, ее разум был в тумане, сбитый с толку тем фактом, что она была в больнице и проходила обследование у врачей, но никто этого не заметил. Возможно, никто специально не искал, учитывая ее поверхностные травмы, стресс и гормональную историю.
Доктор Ней, великолепная темнокожая женщина лет пятидесяти, вошла в гостиную. Она была одета в строгий костюм и несла небольшой чемодан, без которого Зефир никогда ее не видел. Она села на диван рядом с ней. «Что происходит?» — спросила она.
Зефир уставился на нее, обдумывая, размышляя, как это все изменит, и заговорил, услышав дрожь в ее голосе. «Мне нужно, чтобы ты меня проверила».
«За что?» — спросила доктор, отставляя чемодан в сторону.
«Беременность».
Глава 6
Данте, город Тенебра
Громкий, счастливый детский смех был единственным светом в их жизни в эти дни.
Данте дунул в малину на мягкий животик своей маленькой принцессы, и Темпест вознаградил его смехом, достойным того, чтобы обрушиться на королевства. Если бы счастье можно было превратить в оружие, этот драгоценный комочек радости в их жизни победил бы все и правил бы с беззубой улыбкой и грязным кулаком.
«Нет никаких новостей, босс».
Слова, доносящиеся из динамика телефона, вытащили его из счастливого пространства и в ебанутую реальность, в которой они жили, где бесчисленные дети, такие как его собственный, каждый день вталкивались в жизнь, полную боли, и он ничего не мог с этим поделать, не с ограниченными возможностями и ограниченной информацией. А главный источник его информации нигде не был найден в течение последних пяти недель. Это был самый долгий срок, когда Вин когда-либо оставался без связи, и он должен был верить, что это потому, что он был глубоко под прикрытием, а не глубоко под землей.
«Это все», — отпустил он своего человека, его мысли кружились. Пока что им не удалось обнаружить ничего достаточно существенного, чтобы нанести какой-либо ущерб организации.
Чертов Синдикат.
Черт, они даже не знали достаточно о его операциях, чтобы найти хватку, чтобы искоренить что-либо. Данте находился в этом тенистом подбрюшье мира достаточно долго, чтобы размышлять о том, что, возможно, как бы он это ни ненавидел, они не смогут искоренить такую систему. Чем больше они узнавали о Синдикате, тем больше он понимал, что она намного сложнее, чем они когда-либо думали, как подземная корневая сеть гигантского дерева, широко раскинувшаяся и глубоко под поверхностью, скрытая от мира, переплетенная так плотно, что искоренить всю систему казалось невозможным, корни были достаточно сильными и симбиотическими, что даже если кто-то срубил дерево, на его месте со временем вырастало новое.
Остальные, в своем оптимизме, каким-то образом верили, что смогут отрубить его, даже такому логичному ублюдку, как Тристан. Но он был более эмоциональным, чем показывал, и когда дело касалось организации, ответственной за исчезновение его сестры, он действовал на чистых эмоциях. Данте был с этим человеком достаточно долго, чтобы быть свидетелем этого. Но Данте, такой же эмоциональный, как он, действовал на чистой логике, когда дело касалось Синдиката. У него не было эмоционального багажа, хотя организация была косвенно ответственна за многие вещи в его жизни. Нет, думал он как бизнесмен, как глава мафии, и по его размышлениям это выглядело мрачно. Это была не та мысль, которой он обязательно делился с остальными; в данный момент в этом не было необходимости. Лучше иметь оптимизм и надежду. Он знал, как это может мотивировать мужчину терпеливо ждать, пока все не развернется. Живое доказательство этого терпения взмахнуло ее пухлыми ногами в воздухе, ухмыляясь ему.
Данте ухмыльнулся в ответ, гадая, как она вырастет в этом уродливом, уродливом мире. Хотя он будет защищать ее, как только сможет, так же будут защищать и другие, которых она будет называть семьей; это его беспокоило. Когда сам воздух станет отравленным, никакая преграда не сможет помешать ему просочиться сквозь трещины, токсичные пары проникнут в те самые легкие, которым он нужен для дыхания. Он мог держать ее в вакууме только определенное время, прежде чем она взбунтуется, и зная, какой у него был отец, он никогда, никогда не хотел быть таким с ней. Он хотел быть для нее хорошим отцом и хорошим другом, проводником, к которому она сможет обратиться, и почвой, на которой она сможет расти. Он не знал, как она это сделает, но, как любила напоминать ему Амара, со всей любовью, которую она получала от всех вокруг, она разберется.