Это было сложно, понимать столько межличностных динамик и как они все действуют. Для того, кто всегда был одинок и не имел друзей, она не знала, как они все с легкостью управляют столькими отношениями, но это было не то, чему она противилась, если понадобится.
"Кто знает? Возможно, Данте", - сказал он ей. "Я видел его в обществе несколько раз во время правления его отца. Может быть, Амара. Я был на конференции, где она выступала, несколько лет назад".
Это было захватывающе, этот фасад его жизни, который она хотела видеть больше. Это заставило ее почувствовать себя могущественной, наблюдая, как он обманывает всех, будучи при этом посвященной в правду вместе с ним.
«Ты знала, кто она, или это было совпадение?» — спросила Лайла, с любопытством и интересом вникая в эту сторону его прошлого, о которой она не знала.
Он играл с ее грудью, почти бездумно, как будто это был мячик для снятия стресса. «Я знал, кто она».
Лайла молча ждала, давая ему возможность решить, хочет ли он поделиться чем-то еще. К счастью, он это сделал. Его взгляд устремился на нее, и он снова заговорил. «На конференции обсуждались темы, связанные с детьми. Особые дети, детское поведение. Ее презентация была посвящена потере ребенка и механизмам преодоления, особенно для матерей. Мы потом еще несколько минут поговорили. Мне эта тема была интересна».
Ему не нужно было уточнять, почему. Лайла знала. Тем не менее, она спросила. «Когда это было?»
«Шесть лет назад».
Конечно, так и было. Она даже не удивилась. Они встретились шесть лет назад, и он взял Ксандера под свою опеку, а потом отправился на конференцию о детях и преодолении потери детей. Ее желудок был тяжелым, когда она осознала масштаб вещей, которые он молча сделал для нее за эти годы, ни разу не показав, что он делал. Тогда, она помнила так живо, она просто хотела снова увидеть его и заставить его сделать ставку на нее, чтобы он мог вытащить ее из этой адской дыры. Но оглядываясь назад, она поняла, насколько она была близорука, хотя и не винила себя. Он играл в долгую игру, обеспечивал ее безопасность, строил ей дом, воспитывал ее ребенка и приводил его в семью, все время работая над тем, чтобы уничтожить самую большую, самую опасную организацию в мире, которая существовала дольше, чем она знала. Просто масштаб всего поразил ее сразу, заставив ее сердце биться быстрее.
Прежде чем он успел пошевелиться, она схватила его, крепко поцеловав его губы, вливая в его губы интенсивность всего, что она чувствовала, всего, что происходило внутри нее, говоря с ним на самом древнем языке, который передавал все, что могли сказать слова, и он ответил взаимностью. Его рука собственнически сжалась на ее груди, другая на ее челюсти, направляя ее рот и давая ей в ответ еще большую интенсивность.
После нескольких минут простого целования голышом, он отстранился на несколько дюймов, его взгляд искал ее, возможно, почему она внезапно напала на него. Он, вероятно, нашел тот ответ, который искал, и воздух удовлетворения окутал их, жужжа вокруг него, резвясь вокруг нее.
Она вернулась к их разговору, ее любопытство все еще горело. «Итак, они все с тобой познакомились?»
«Не все. Некоторые как Блэкторн, некоторые как Человек-Тень», — ответил он, отвечая на ее вопрос, но не вдаваясь в подробности.
Чем больше Лайла узнавала о нем, тем больше она влюблялась в обе его стороны. Она видела его как бизнесмена, резкого, доминирующего человека, который заключал сделки и очаровывал людей в мгновение ока, маску, которую он носил с такой легкостью, что она никогда бы ничего не заподозрила, если бы не знала человека под ней. И она видела его как Человека-тени, смертоносную, опасную, тихую личность, которая любила прятаться больше, чем быть увиденной, которая видела людей только перед тем, как убить их. И тогда она увидела его настоящим, таким, каким он был прямо сейчас.
«Но только я встречала Дайнна». Ей это нравилось.
«И только ты, flamma », — пообещал он. «Я стану тем, кем должен стать для всех остальных. Не для тебя. Для тебя я такой, какой я есть, каждая поврежденная, ненормальная часть меня».
Она наклонилась вперед и нежно поцеловала его на этот раз, их губы были чувствительны от всех поцелуев, которыми они поделились, но не заботились об этом. Он погрузил руку в ее волосы, удерживая ее неподвижно, пока он опустошал ее рот, звук, оставивший его, когда их языки танцевали, что наполнило ее благоговением. Они вместе учились этому искусству, целуясь с этой смесью чувственности и мягкости, страсти и обладания, отклонения и преданности. Лайла никогда не знала, что поцелуи могут означать так много, что рты могут так красиво двигаться в танце друг против друга.