Он ощущал непохожесть на других….Ханс не переставал играть со смертью и часто не принимал синие противораковые пилюли по несколько дней, пока его кожа не начинала покрываться странными алыми пятнами….Лишь эти внешние сигналы понуждали его вернуться в правила общества…..быть, как все…Быть контролируемым на уровне клетки, где к каждой хромосоме прикреплялись радиоактивные маркеры…..Если ты не принимал ежедневную норму препарата, то твоя метка начинала пожирать тебя изнутри…..очень быстро и мучительно…..Но Хансу везло….Организм каким-то чудом выдерживал стресс и алые пятна скоро проходили и жизнь продолжалась без опухолей и метастазов….Ханс понимал, что он не такой, как все…..Любой другой бы давно умер, но не он.....
И все же в этот раз игра зашла слишком далеко…..Он поставил на рекламную Нони все свое будущее…..Если она не согласиться зачать с ним дитя в ближайшие два дня, то его понизят…..А это хуже, чем просто смерть….Не то, чтобы Ханс сильно любил свою личность, но именно она делала его таким непохожим на весь остальной свет. В этой личности скрывался дивный странный мир, где Ханс с удовольствием жил все последние тридцать пять лет. Понижение представлялось ему апокалипсисом, бессмысленным забвением, за которым нет ни одного человека, который хотел бы исследовать закоулки его психопатологии.
Лишь за сорок восемь часов до завершения гаплоидного цикла, проснувшись со странным ощущением ампутированного дня, Ханс до конца осознал, насколько велика ставка. Впервые за много лет он не пошел на работу в офис, где последние двенадцать лет изучал рынок товаров для грудных детей. Сам факт того, что часы на прикроватном столике показывали уже восемь утра, а он до сих пор в постели, оглушал неотвратимостью грядущего перевоплощения. Ставки сделаны и переиграть в партии не получиться. К черту работу. К черту всех…
Впервые за долгие годы под кожу проник настоящий страх. Он ощущал его физически, поскольку клеточные маркеры начали расщепляться, испуская сквозь поры слабый аромат древесного мха. Скоро запах привлечет флутаг. Страшных тварей в человеческом обличии, что стараются опередить федералов и сожрать личность до официальной процедуры. Разумеется, их ловили и даже отстреливали без суда и следствия, но в пяти случаях из десяти флутаги добирались до жертвы первыми. Ханс не столько боялся понижения, сколько не успеть бросить кости в последней игре со смертью. Он отчаянно надеялся, что мозг до конца гапло-цикла останется при нем, а не будет переварен в недрах чудовища.
***
Ханс сбил мандраж теплым душем, оделся в заготовленную с вечера одежду, пересчитал снятые наличные и потом долго стоял перед зеркалом, словно пытаясь запомнить себя таким, каким возможно он уже никогда не будет. Сейчас он не был похож на себя клерка. Плотно облегающая куртка из тонкой перфорированной кожи телесного цвета и джинсово-узорчатые штанины, заправленные в высокие ботинки на ярко красной подошве, добавляли ему статуса жителей кварталов Сьоку, где обитали молодые миллионеры, которые давно позаботились о своем ДНК. Ханс прилизал черные волосы назад, открыв непомерно огромный лоб, из-под которого на него с зеркала смотрели древние глаза игрока. Хотя в последней игре ему вряд ли выиграть….
- Заткнись! – прошипел он в ответ на голос сомнения, прозвучавший в голове. – Она клюнет. План сработает.