- Ты пойдешь на понижение из-за каких-то дурацких принципов? И предашь мечту?
- Да, пойду на понижение, – развел руками Ханс все еще в запале от непристойного предложения, а после продолжал жестикулировать, расплескивая виски во все стороны. - Но не предам мечту. Я сгорю на пути к ней. Это базовые директивы моей личности. Я не могу иначе.
Лицо Софии озарила улыбка удовлетворения. Такое выражение бывает у карточного игрока, который получил беспроигрышный расклад.
- У тебя отклонение двенадцать икс. Синдрома Купидона. Вот почему ты такой. Сколько раз ты влюблялся без попыток спариться?
- Не знаю, – Ханс вернулся к столу, чтобы долить виски. - Много.
- А как давно ты болеешь Нони?
София протягивала опустошенный бокал, требуя внимания. Рыжее спиртное растекалось по стеклу, как моторное масло. Они чокнулись и выпили почти до дна.
- Может быть, пять или шесть лет, – признался Ханс, чувствуя, что пьянеет.
- Твои социальные настройки сбиты и разрушены дефектом гена, – восхищенно говорила София с блеском в глазу. – Вот почему ты не боишься гулять на закрытых пирсах в пору спаривания зуборезов. Ты кайфуешь от того, что можешь умереть, но не умираешь. Ты плюешь на жизнь и она от этого кажется слаще…Ты это нечто, Ханс….
-Постой, я ничего не говорил про прогулки на пирсе. Откуда ты?
- Тшшш, – София жеманно поднесла жирный палец к губам и, соблазнительно выставляя бедро, выбралась из-за стола.
От неё пахло яблоками и сексом. Ханс смотрел на двухсоткилограммовое тело с пышными формами, которые явно не умещались в красный сарафан. Это тело требовало ласки. София допила виски, поставила стакан на стол и взяла Ханса за пальцы. Он последовал за ней, как девственник за опытной шлюхой.
София толкнула его и он упал спиной в шелковые простыни на пружинистый матрас, раскидывая руки в стороны, словно распятый пророк.
- Лежи смирно, – велела толстуха, забираясь на кровать огромными коленками.
Мгновение спустя она возвышалась над Хансом, придавливая его бедра своим весом. С прямой спиной и заголенными ляжками София казалась воплощением богини плодородия. Её большие кисти с толстыми пальцами ныряли в воздух и описывали круги, будто у индийской танцовщицы, а трехэтажная башня из волос пружинисто раскачивалась, грозя рухнуть прямо на Ханса. Тот смотрел на танец рук и погружался в странное оцепенение. Его веки отяжелели.
- Не смей закрывать глаза! – вдруг гаркнула София и залепила звонкую пощечину, от которой посыпались звездочки.
- Что…что ты делаешь? – от спиртного или от чего-то, чтобы было в нем, он едва воротил языком.
- Соблазняю тебя, – сказала она с чеширской улыбкой, продолжая выгибать кисти и включая в движения плечи, спину и бедра.
И тут Ханс увидел нечто, что выбило из него весь хмель. Косой глаз вдруг вернулся на свое природное место. Во взгляде толстухи появилась какая-то томная радость. Ханс почему-то вспомнил передачу про сольпуг и колибри. Сексуальное возбуждение рассеялось, как дым, уступая место ледяному страху.
- Как ты думаешь, Ханс, почему тебя никто не тронул сегодня? – голос Софии изменился. Он стал ниже и глубже.
Её пронзительно прямой взгляд проникал куда-то вглубь, внутрь черепной коробки. Ханс с ужасом смотрел, как эти зрачки растворились в зловещей черноте. Танцующие руки, выкручивая изящные спирали, поднялись вверх, к волосам…София выдернула из прически длинную заколку и волосатая башня обрушилась вниз, на плечи и ниже, спадая прямо к бедрам и на постель волнистым водопадом….
- Т..ты…- едва мог выдавить он, теряя дар речи.
- Тебя не тронули, – продолжала говорить София голосом, шедшим откуда то из груди – потому что я распылила на тебя свой аттрактант….Я пометила тебя, Ханс….Потому что ты мой….
- Т..ты….
- Да, я. Теперь ты всё понял, Ханс.
Она смотрела в его глаза, полные ужаса и была влюблена в них.
- Что ты чувствуешь теперь, Ханс? Когда конец неизбежен….Скажи…скажи мне….
Но он не мог выдавить слов. Он вспоминал себя ребенком, он вспоминал Нони и ту первую девочку с французской косой. А потом он услышал, как хрустит разорванная ткань сарафана. Жало флутаги отделялось от позвоночника, начиная с копчика и дальше, разрывая синьюанский хлопок платья. Это жало выбиралось наружу, словно бесконечный жилистый хвост с которого капала органическая слизь. Оно загибалось снизу и ползло вверх и скоро уже нависало над её большой головой с распущенными волосами.