— Я просто…
— Ты влюбилась в него, что ли?
Господи Всевышний! Я прикрыла веки, желая, чтобы этого момента просто не было, чтобы я просто умерла, сейчас же в этот гребаный миг!
— Мне не хочется говорить с вами об этом, — тихо, почти беззвучно произнесла я.
— Да ну? Вас застали голыми на пляже, а ты не хочешь говорить мне об этом. Какая досада. Ты хоть понимаешь, кто такой Питт Сайверс?
— Игрок местной команды, — мой голос похож на писк.
— Да ладно? Прям глаза мне открыла. А я всего лишь считал, что он сын Эттона Сайверса, от которого Каптийский университет и моя лаборатория получают неплохие инвестиции. Хейвуд молится на него днями и ночами, и будет делать все, что тот попросит, даже если его сыночек начнет мочиться Хейвуду в кофе.
— При чем здесь я?
— Ты начинаешь задавать правильные вопросы, и меня это радует, несмотря на то, что я примчался сюда в час ночи. У тебя голова начинает работать слишком поздно, Лимма. Но, если ты хочешь знать, при чем здесь ты, послушай, пожалуйста, внимательно. В моей лаборатории не будет места подружке Питта Сайверса, у которой при виде этого сопляка мокнут трусы. Ты понимаешь?
Баргер никогда не позволял себе таких фраз. Он вообще был предельно тактичен, но, видимо, не этой ночью. И вместо того, чтобы молча проглотить сказанное, я вдруг возмутилась:
— Вам должно быть плевать на мои трусы…
Мужчина изогнул бровь, несколько секунд молча рассматривая мое негодующее лицо, а затем усмехнулся:
— Я, кажется, очень плохо тебя знаю. Если бы ты с таким пылом работала в лаборатории…
— Я всю себя посвятила лаборатории, — злость вдруг вытеснила последние крохи стыда, — я с тринадцати занимаюсь наукой двадцать четыре часа в сутки. Но я ведь живой человек! Притом мне уже давно есть восемнадцать! Почему я должна отчитываться перед вами? Какое вы имеете право…
— Тише-тише, Лимма, — вдруг совсем мягко произнес мужчина, — чего завелась с полоборота? Мне, знаешь ли, плевать с кем ты спишь. Я просто не хочу, чтобы это затрагивало меня и мою работу, в которую я вкладываю столько сил. В тебе же должна быть хоть капля совести, чтобы уважать чужой труд? Так? Тогда ты должна понимать, что мне проще попрощаться с тобой, чем терять инвестора, вроде Эттона Сайверса. На кону стоят исследования, которым я посвятил немало времени. И я не буду рисковать всем из-за ситайки, у которой бушуют гормоны.
Я молчала, вновь осознавая, насколько прав Баргер.
— Что я должна сделать? — прошептала подавленно.
— О, Лессон, с этим не ко мне. Ты же сама можешь определиться, верно? Я в таких делах плохой советчик.
— У меня есть шанс остаться в вашей команде?
— При условии…
— Что я больше не стану встречаться с Питтом?
— Какая умница. Эти встречи не приносят удовольствия его родителям.
Я долго молчала, силясь не разреветься.
— А если я его люблю?
Баргер вздохнул, откинулся на сиденье, глядя на залитый светом фонарей асфальт стоянки.
— А ты в этом уверена?
— Наверно.
— Но раз наверно, то, конечно, дерзай. Жени его на себе, роди детишек и будь счастлива. Что мы обсуждаем здесь вообще?
— Не знаю.
— Ты действительно веришь, что у тебя с ним есть будущее? Ты талантлива, Лимма. Намного талантливее всех, кого я знаю. И ты хочешь похоронить все это ради парня, который не пропускает ни одной юбки? Серьезно?
— Я не знаю… нет… я…
— Не знаю… я… — передразнил мужчина. — У тебя полно времени, Лимма, чтобы принять решение. До твоего дома больше получаса, и ты скажешь мне, что решила, когда мы доедем.
— Хорошо, — просипела я, чувствуя себя полностью раздавленной.
— А завтра я даю тебе выходной, потому что ты мне уже осточертела. И потому что мне пришлось двадцать минут объяснять жене, почему мне среди ночи звонят женщины.
— Что?
— Помимо Сайверс, мне оборвала трубку твоя бабуля. Кто только дал ей мой номер?
Я прижала ладони к лицу, тихо чертыхаясь.
— Ну все, успокойся уже. Я сказал ей, что найду тебя даже в преисподней и привезу домой.
— Спасибо…
Баргер хмыкнул и повернул ключ в замке зажигания.
Глава 7
Выходной день среди недели — настоящее испытание.
Я сидела на заднем дворе с мамой. Солнечный свет заливал наш сад, заставлял жмуриться. Из тени крытой террасы я наблюдала за бабушкиными розами, расцветшими красивыми нежными бутонами, и шмелем, кружащим над ними. Он был опьянен их запахом, их цветом и жаждал напиться нектара. И ему было плевать, розы перед ним или другие цветы, он просто следовал извечному закону природы. Странно, почему эта мысль не дает мне покоя?