Тем временем Зеллер руки убрал.
— Всё, теперь ты как новенький. Твои шея и иммунитет. Прости, но с лицом делать ничего не буду.
— Спасибо, Брай, — вздохнул Уилл.
— Спасибо, Брайан, — поднялся Ганнибал. — Я у вас в неоплатном долгу.
— Нет, не в неоплатном долгу. Просто проводите меня до вашей кованой калитки, и мы в расчёте.
Комментарий к 10
*Гелиосом будет Риба Макклейн как дань серии «Жена, одетая в солнце»
**а Тифон у нас, как вы верно поняли, тот самый Тобиас Бадж
***компонент лидокаина
========== 11 ==========
«Яблочко», — язвительно и сам себе подумал Ганнибал, пока наблюдал за сидящим на крыльце Уиллом. Не просто наблюдал, а тайком. От недостойности ситуации внутри всё клокотало и восставало, но действовать как-то иначе он не решился. Гнев, вызванный своеволием Уилла, давно сошёл на нет, и достающее чувство вот-вот грозящей случиться катастрофы прошло, потому что всё сложилось как нельзя к лучшему. Доктор Лектер снова, и как всегда, смог выйти победителем из патовой ситуации. Вот только вполне ожидаемое чувство удовлетворения было отравлено горечью. Всё потому что Уилл сейчас был не рядом, а вышел вон из дома и сидел на ступенях, предпочитая общество бессловесной твари. А доктор Лектер, в собственном доме, сам себе указ, властитель мрачного царства, стоял тайно, вслушиваясь в каждое обращённое ко псу слово, что можно было расслышать из-под не до конца опущенной оконной створы.
Яблочком Уилл звал левую собачью голову, ту самую, что задушила Тифона. Правая была Уинстоном. К средней Уилл по имени не обращался, но Ганнибал был уверен, что у той имя тоже было. Уилл откинулся на собачье тело, словно в кресле, навалясь, и предлагал церберу слайсы из маринованной мраморной говядины. Тот обнюхивал, но не прельщался, а отворачивал морды, в конце концов положив их на доски, и только смотрел на Уилла снизу вверх, по-собачьи сообразительно двигая бровями. Иногда морды поднимались, провожая прохожих в темноте ранней майской ночи, и, теряя интерес, укладывались обратно.
— Да что вы едите, хотел бы я знать, в Эребе? Ну, кроме Гекаты, конечно. Пожираете эмоции смертельной тоски и страха? — нахмурился Уилл, разочарованно оставляя попытки скормить Яблочку мраморную говядину, вынесенную из кухни. — Там же нет ничего живого.
Цербер чуть сдвинулся и лёг мордой Яблочка же уже на опущенную ладонь Уилла. Чёрные аспиды в загривке пса молчали и, плотно прижавшись, почти сливались с шерстью.
После признания Ареса Беверли Катц Ганнибал звонил Уиллу, но тот не брал трубку. Приехав домой и спустившись в Эреб, Лектер понял почему. Сотовый лежал там же, где Уилл оставил раскрытую, исписанную матрицами тетрадь: на столе в его комнате. Самого Уилла не было. Зато вокруг дома васильковым полем (голубели глаза) стояли церберы и гулко ворчали. Один даже взобрался на крыльцо. Теперь Ганнибал знал, что то был Яблочко-Уинстон. А стоило Гадесу выйти к пёсьей стае, как ворчание распустилось настойчивым и побуждающим лаем.
Танатос, стоило сформировать мысль о необходимости того рядом, появился на тротуаре, перемахнул забор и встал рядом с заходящимся в лае Яблочком-Уинстоном. После короткого распоряжения смерть пропал, отправившись за Гелиос. А Гадес снял с крючка ошейник и поводок, надел на цербера и ввёл того в дом, чтобы выйти уже в Балтиморе. Случалось, что и прежде псы выходили на землю из мрачного царства, но то происходило преимущественно вечером, а чаще ночью. Проявить же свой потенциал тем более они могли лишь во тьме. Так что как только свет солнца стал сдавать в интенсивности, Яблочко-Уинстон пришёл в нетерпеливое собачье возбуждение. Искать Уилла для него становилось смыслом собачьего существования. Так что именно он, чувствуя Уилла по крови, встал на след, нашёл «Всем плевать» и, страдая от нетерпения, уселся у ног вышедшего из «бентли» Гадеса, позволяя снова защёлкнуть карабин в металлическом кольце ошейника.
Алана Блум появилась минутой позже, тоже вышла из автомобиля и встала рядом с Ганнибалом. Дождалась первого, кто решил зайти в паб, оседлала его сознание и чужим взором увидела, что Уилл и купидон весьма весело проводят время. Она не стала размениваться на комментарии, ограничившись ёмким «смертельно пьяны», покинула сознание ничего не подозревавшего работяги и занялась изменением картины видимого восприятия вообще всех людей, кто находились в Иннер-Харбор.
Танатос вывернул из-за угла вместе с Гелиос. Та, похоже, пришла прямиком с поприща, потому что одета была откровенно, а на взгляд Гадеса Ганнибала Лектера, даже вызывающе.
«Его и в самом деле нет на месте. Тартар пуст», — сказал Танатос, успевший быть в нескольких местах одновременно.
Ганнибал кивнул.
Гелиос, тем временем, совершенно нейтрализовала свой свет. Фотодатчики заставили фонари загореться. И в этом свете все пятеро увидели, как двери «Всем плевать» в очередной раз раскрылись, а из тех вышли Уилл и купидон. Ноги Фрэдерики слишком охотно сгибались в коленках и выписывали шпильками, норовя ту опрокинуть. А Уилл, даже в состоянии перепоя, оставался рыцарем и купидона поддерживал. Уж ему-то точно казалось, что так. Оба, собравшись, поволоклись к парковке, совершенно не замечая Гадеса, цербера, Гипноса, Танатоса и даже восхитительно блистающую Гелиос.
«Прелестный мальчик у вас, доктор Лектер, что видно даже без близкого знакомства. Но вот выбирать себе компанию он, похоже, совсем не умеет, — вскользь недопохвалила Гелиос. — Мисс Лаундс весьма дерзкий и сумасбродный бог. Могу заявить по собственному опыту».
Танатос покосился на солнце.
«Купидон частый и настырный гость на Сауз-Президент-Стрит. Ей доставляет неприкрытое удовольствие жестоко играться с клиентами, влюбляя тех в девочек, что совершенно лишнее. Ревнивые и мучимые чувством собственности мужчины чуть ли не еженедельно устраивают драки и поножовщины. Полицейский «форд» круглосуточно дежурит около борделя».
Полминуты спустя вслед за Уиллом и Фрэдерикой из «Всем плевать» вышел Тифон и стал тех нагонять.
«Чем она его прельстила, господин? — спросил Танатос. — Посулила дружбу и любовь всего Олимпа?»
«Просто немного своей любви, материнской», — обронил Лектер.
«Пообещала наконец-то быть ему мамочкой», — горько опустила уголки алых губ Гелиос.
«А в результате он для Геры всего лишь пёсья сыть», — вынес приговор Танатос и вытянул копис.
Тифон напал.
Ганнибал вполне себе сносно перенёс тот факт, что купидон, получив по затылку ороговевшим навершием тифонова тентакля, брякнулась вниз и отключилась. Но когда тот принялся душить Уилла, Лектеру показалось, что он словно бы растроился. Часть его осталась на месте, наблюдая и координируя; треть овладела Танатосом, и это именно она взмахнула кописом, обривая Тифону лоб; а ещё треть стала псом и, как только прядь волос Тифона была отнята, вцепилась тому в человеческое, в отличие от спрутоподобного туловища, горло, душа с такой яростью, что шейные позвонки разорвали Тифону дыхательное горло изнутри даже раньше, нежели тот сообразил, что его самого схватили. Но Ганнибал только продолжал наблюдать, в то время как Танатос и цербер приканчивали чудовище. Вынул смартфон и отправил Брайану Зеллеру сообщение с просьбой быть на Эреб-Авеню через пару часов, потому что о ранах Уилла следовало позаботиться. Тем временем Гелиос освободила Уилла от мёртвого тентакля, почти безуспешно пытаясь унять лезущего лизаться цербера.
На протяжении всей волокиты, начиная с в открытую проявленной Герой агрессии и до момента, как Ганнибал встал над лежащим на асфальте Уиллом, он не потерял ни грана самообладания, но то разом его покинуло, стоило остаться с Уиллом наедине. Осознание того, что он, не приди в голову Аресу Беверли Катц выдать предпринятые матерью шаги, вот уже теперь бы имел на руках труп Уилла, а через несколько земных дней его безгласую душу, пьющую из Леты, вышибло из колеи, лишив выдержки. А осознание того, что этих, смотрящих на него с опаской и надеждой на послабление глаз, высокого и по-человечески слабого, но такого любимого тела не было бы; как и не было бы больше ни одной выматывающей, но всегда желанной ночи, а Эреб бы лишился своей царицы, своего сердца и непролазных пассифлор, взбесило. И вот тогда оно, это самообладание, Гадесу Ганнибала Лектера изменило. Он ударил Уилла.