Выбрать главу

====== ноль. ======

этот город — патлатый хищник, я в нём чужой.

если завтра начнётся охота, подохну первый.

говорят, если знаешь, что выращен на убой,

то ни в чём и ни в ком не способен увидеть меры.

Хлоя Прайс помнит многое, но забывает еще больше; когда пропускаешь человеческую боль сквозь себя, то забвение — лучший выход, а Хлоя не просто пропускает — фильтрует от грязи и возвращает обратно.

Она забывает обвалившийся мост, унесший жизни более трех тысяч человек; забывает обрушение зданий на юге города, когда она тащила на себе сразу троих; забывает несколько десятков страшных автомобильных катастроф каждый день.

Забывает о собственных травмах, полученных во время спасения других — вывихи рук стали для нее нормой, так же как и выбитые суставы пальцев или то, как сводит от напряжения плечи с почти до конца истершимися хрящевыми дисками.

Забывает, что когда-то гигантский торнадо разрушил ее крошечный родной городок, уничтожил его дотла, стер с лица земли, оставив только вывеску «Аркадия Бэй» у пустоши; забрал жизни трехсот обитателей, в том числе ее родителей и друзей.

Их ведь никто не стал спасать тогда.

Наверное, поэтому она спасает других сейчас.

Хлоя Прайс может многое забыть, если захочет.

Но не это.

Этот день она не забудет никогда.

*

Их всегда было семеро — слаженная команда, лучшая среди других, черная униформа с вышитыми буквами «А7», понятные только им шутки и неизменные улыбки на лицах даже после самых сложных дел. Машина, почти ставшая собственностью этих семерых, на которой Хлоя самолично написала номер их бригады серебряной краской, служила им вторым домом — за дверцей многочисленных шкафчиков всегда можно было найти чашку для чая или огромный переносной кофейник.

Это было неизменно. Семеро человек, понимающих друг друга с полуслова, не переговаривающихся, а четко выполняющих свою работу: сообщить — помочь — передать скорой или отвезти самим — вернуться.

Хлоя привыкает работать в эпицентре событий уже через пару месяцев после того, как попадает в бригаду; быстро усваивает: главное, опередить машины «скорой», чтобы в случае чего передать им осмотренных, уже получивших первую помощь пострадавших и перейти к следующим; а еще — не свихнуться, потому что их работа всегда — погружение в ад: крики, ужас, кровь и много, много людской боли.

Не сойти с ума помогает юмор и крепкое плечо за твоей спиной — каждый является апостолом другого, незримо хранящий, уберегающий от бед.

Суждено всегда быть вместе, думает Хлоя, щелчком отправляя сигарету в урну.

Громкоговоритель прерывает смех, рация в их машине загорается красным, и стоящий рядом Майкл нажимает кнопку приема.

 — Седьмая.

 — В университете взрыв, десятка уже едет, отправляйтесь, — размеренный голос диспетчера вихрем врывается в спокойный вечер.

 — Приняли. — Он отключается. — Все слышали? Едем.

Хлоя забирается в машину первая, сразу за ней — Джастин, бессменно-бессмертный водитель, и остальные; последним запрыгивает Майкл и захлопывает огромные двери, поворачивая фиксирующую ручку.

Включаются сирены-мигалки, поднимающие на уши весь город, Джастин с упоением давит на гудок — и мир расступается перед ними, как вода перед Моисеем.

В Бога, кстати, они верят. Каждый.

На такой работе не захочешь — поверишь.

Они слышат крики за несколько километров, а потом въезжают в распахнутые ворота ада: большие часы застыли на отметке «4:15»; правое крыло университета почти на четверть снесено, из главного входа выходят и почти сразу же падают на обожженную огнем траву люди, кто-то кричит дурным голосом внутри — и этот крик, перекрывающий все, холодит жилы Прайс.

Красно-кирпичная машина пожарных, синяя — полиции и огненно-алая — спасателей уже стоят на газоне, и Джастин паркуется максимально близко к эпицентру происходящего: его задача — работа в машине, он из нее почти никогда не выходит.

Краткий инструктаж — не заходить внутрь, надеть повязки, по одному на каждый участок, — и Майкл распахивает двери.

Хлоя слышит слова «теракт», «взрыв», «катастрофа», слышит истошные крики и мольбы о помощи, на автомате в голове распределяет драгоценное время.

У каждого с собой тяжелая аптечка-чемодан, которую они носят либо на спине, как рюкзак, либо в руках; Хлоя закидывает свою на плечи — суставы грустно всхлипывают — и быстрыми шагами направляется вперед; самые первые пострадавшие уже в надежных руках их и десятой бригады, поэтому ей нужно ближе к взрыву, туда, вглубь.

Окрашенная в кровь трава смешивается с грязью и чавкает под высокими ботинками, когда Хлоя наклоняется над девушкой, прижимающей к себе руку с торчащим из нее осколком.

Первая помощь — первичная обработка, повязка, успокаивающее и такое вечно-долгое, произнесенное на одном дыхании:

— Прайс, седьмая парамедиковская. Я здесь, чтобы помочь тебе.

И следом — мягкое, убаюкивающее, будто она разговаривает с ребенком, который ушиб коленку:

— Тебе нужно встать и дойти до вот той черной машины. Ты сможешь это сделать сама? Давай попробуем.

И они пробуют.

Вместе.

Хлоя поддерживает девушку рукой, помогая встать, та медленно-медленно идет в верном направлении, и в закрепленную на ремне рацию Прайс произносит:

— Джас, принимай.

Она видит еще три машины «скорой», видит черную парамедиковскую с цифрой «пять» и полицейских, громко переговаривающихся между собой.

Наверное, ей должно быть страшно.

Но она давно забыла это чувство.

Мимо нее проносятся Майкл и Бен, толкая тяжелую каталку, кричат: «Прайс, помоги внутри», — и Хлоя несется по ступеням вверх в уцелевшее крыло общежития.

Хаос. Паника. Черный дым. Повсюду вода и кровь.

Закопченные стены, пусть и уцелевшие, не несут в себе никакой защиты; но студенты — те, кто не может сам выбраться или у кого все еще шок — сидят вдоль коридора.

Хлоя не злится: она давно поняла, что лучше так, чем они будут бегать от нее или визжать, едва она возьмет их руку в свою.

Но с ними уже занимаются другие, поэтому Хлоя поднимается на верхний этаж, от которого мало что осталось.

Как всегда, седьмая бригада в самой воронке ада — на краешке второго этажа, у самого обрыва, повсюду провода, электричество, разбросанные вещи. В одной из комнат трое из ее бригады раскрывают сразу две «лыжницы» — каталки, созданные для того, чтобы транспортировать по ступеням.

— Прайс, где ты?

Рация хрипит и кашляет, но сигнала не теряет.

— Прайс?

— Джас, я ок, второй этаж, в районе двухсотых, тут трое наших, нужна еще помощь, — говорит она. — Десятка, десятка, это семерка, ответьте. — Она переключает канал. — Пятерка, это семерка, ответьте. — Поворот объемного цилиндра ничего не дает — только шумы и скрежет. Видимо, здесь сигнал ловиться не хочет. Прайс оставляет открытым общий канал и поправляет аптечку за спиной — чутье подсказывает ей, что здесь еще есть люди, которым требуется помощь.

Почти все двери в коридоре оказываются заперты — и Хлоя выбивает ногой несколько из них, находит испуганных, сжавшихся по углам студентов и гонит всех, кого нашла способным ходить, к лестнице. Для тех, кто без сознания, она пытается вызвать подмогу по общему каналу в надежде, что ее услышат.

— Быстрее, быстрее, давайте вниз — и на выход! — кричит она им.

Наконец рация отзывается скрежетом и писком:

— Уходите, сейчас будет обвал!

И следом на общем канале раздается голос Джастина:

— У нас пятеро внутри!.. Ребята, убирайтесь оттуда!

Хлоя слышит все это краем уха, ногой безуспешно пытаясь выбить дверь с номером «219» — последнюю в конце коридора; из-за взрыва косяк сильно перекошен. Порывы ветра от остатков здания — от стен в этом коридоре ничего не осталось — почти валят ее с ног.

— Эй, там есть кто-нибудь? — кричит она.

Ответом служит тишина, но упертая Прайс по своему опыту знает: тишина — не значит отсутствие.